Одна полоска кокаина, этого было бы достаточно, чтобы почувствовать себя лучше. Бренди на один палец, и он сможет снова почувствовать себя богом. Но этот сукин сын наслаждался тем, что лишил его силы; будь проклята Бетт за то, что уговорила пойти на реабилитацию, когда без такого топлива он был никем. Мужчина, как и многие другие, без амбиций, без талантов, которого ничего не ждёт. Даже Лорен, проклятая девственница, повернулась к нему спиной и попрощалась, когда он был на больничной койке и отчаянно нуждался в ней. Эгоистка и оппортунистка, как и все, кто был рядом с ним. Он правильно поступил, унизив её тем вечером в бассейне, бросив в неё грязную сущность другой женщины. Если бы только Лорен была перед ним в данный момент, он бы поступил намного хуже; та, кто сказала, что любит его, а затем предоставила самому себе не задумываясь.
Даниэля отвели в свою комнату, где со шприцем в руке и твёрдым взглядом уже ждала медсестра. Он выплюнул ей все, приходившие в голову оскорбления, раздражённый тем, что не в состоянии поколебать её профессиональное самообладание. Обездвиженный двумя тяжеловесами, Даниэль мог только наблюдать, как игла прокалывает кожу и быстро вводится золотистая жидкость, вызывая у него сладостное оцепенение. Он засыпал убаюкиваемый всё более отдалёнными голосами. И последней мыслью были полные сожаления глаза Лорен.
Следующие дни Даниэль провёл в такой же спячке, из которой входил и выходил, не замечая проходящего времени. Когда доктор Харрис пришёл его навестить, Даниэль только что помочился в утку, и лишь белоснежная хлопковая простыня защищала его достоинство. Даниэль с ужасом понял, что его больше не волнует, как другие видели или судили его: он был пуст, мёртв внутри, актёру пришёл конец, уничтожен как мужчина.
Харрис молча сел в кресло.
— Вы не спрашиваете, как я себя чувствую? — Голос на этот раз вышел слабым, с глаза сорвалась одинокая слеза, которая, убегая до мочки уха, оставила след. Харрис застал Даниэля врасплох, когда протянул руку, чтобы вытереть мокрую кожу.
— Я хорошо знаю, как ты себя чувствуешь прямо сейчас. Я видел многих в твоём состоянии.
Даниэль сглотнул, внезапно тронутый этим жестом, который заставил почувствовать себя более несчастным, чем когда-либо.
— Я никогда не буду таким, как раньше.
— Надеюсь, что нет. — Харрис едва заметно поджал губы. — Я хочу, чтобы ты ушёл отсюда полностью изменённым. Хочу тебя сильным и стойким, я хочу, чтобы ты чувствовал себя свободно, живя вдали от всего, что разрушило тебя. Дорога ещё длинная. — Харрис схватил его за руку и коротко сжал. — Ты с нами всего месяц, но обещаю, с каждым днём будет лучше и лучше.
— Что, если я больше не смогу играть?
— Без употребления наркотиков, имеешь в виду?
— Да, — признался со страхом, ползущим под кожей.
Что бы он сделал со своей жизнью?
Харрис наклонился вперёд, уперев локти в расставленные ноги.
— Думаешь, твой талант действительно зависит от полоски кокаина? Тогда быть актёром может любой кокаинозависимый, но ты знаешь, что это не так. Талант не создаётся, им обладают от рождения, он высечен в ДНК наравне с цветом глаз.
Даниэль опустил веки и позволил себе то, о чём забыл, — надеяться.
Ему продолжили введение Неролекса, а затем постепенно прекратили и его. Даниэль возобновил физическую активность, каждый день посещал спортзал, но только тогда, когда был уверен, что там никого нет. Он не чувствовал себя готовым встретить других людей, с кем, вероятно, был знаком и которые находились в его собственном состоянии. Харрис не побуждал к общению с другими, но увеличил число их встреч, призывая Даниэля рассказывать о себе и о том, чего ожидает от будущего. Даниэль говорил о своих родителях, о Бетт и о смерти Роуз, о Роне и Аиде, но ни разу не упомянул Лорен.
Тема была настолько болезненной, что до сих пор у него не получалось рассуждать о ней.
Чувство вины за то, что заставил её вынести, глаза Лорен, полные жалости и боли, какими видел их во время той позорной ночи в бассейне, терзали его каждый проклятый миг. Интуитивно Даниэль понимал, — это стыд и чувство вины, однако каждый раз, когда уговаривал себя поговорить о ней с Харрисом, губы оставались запечатанными, и он переводил разговор на другое.
Затем, как и предвидел Харрис ещё при госпитализации, у Даниэля наступила депрессия с уверенностью, что он умирает.
Глава 2
Не дав времени на размышление, Даниэля охватила апатия.
Он перестал посещать спортзал, а сеансы с доктором прерывались длительным молчанием и грустью. Эта меланхолия, рождённая без видимой причины, схватила его в жестокие тиски, порой вызывая тихий плач. Он стал видеть серый туннель без возможности выхода.
— Мы дадим тебе антидепрессанты, — успокоил его Харрис после очередного отказа отвечать на вопросы.
— Они ни к чему не приведут, я мёртв, понимаете? Нет ничего, что могло бы вернуть мне желание жить. Я хочу бросить всё: кино, Лос-Анджелес. Себя. — Он тяжело вдохнул носом. — Я хочу умереть, — пробормотал, закрывая глаза.
— Это называется депрессией.
— Это называется: мне больше не хочется жить.
Харрис протянул ему сигарету. Даниэль закурил и затянулся, словно сделал глоток свежего воздуха.
— Детоксикация никогда не бывает простой, Даниэль. Приходится переносить физическую боль, а затем и психическую. И это сейчас ты испытываешь на своей коже. Антидепрессанты помогут тебе, так как Наролекс и Валиум поддерживали в период воздержания.