— После того как французы отказались включить меня в свой проект, я потерял голову. — Даниэль сделал долгий вдох, потирая лицо руками. — Я был пьян, принял много кокаина и амфетаминов. Превратился в животное. Мы начали оргию в приватной комнате клуба, потом поехали ко мне. Была глубокая ночь, я не думал о Лорен, о возможности того, что она может проснуться или застукать меня. На самом деле я не думал вообще. Но она не спала…
— И застукала, когда ты был с кем-то другим.
Даниэль кивнул. Он не мог продолжать, охваченный волной воспоминаний и образов, связанных с той ночью. Почувствовал запах хлорки и секса, окружавшие его стоны, влажную хватку Аиды вокруг члена, а затем снова увидел Лорен, её широко раскрытые глаза, переполненные страданием и неверием. В какое отвратительное и бесчеловечное существо он превратился, чтобы не видеть зла, причиняемого им этой чистой душе? Желудок скрутило, причиняя новую боль. Рвотный спазм заставил его выпрямить спину и глубоко вздохнуть, но даже в этом случае образы не растворились, и маленькая беззащитная Лорен осталась стоять перед его закрытыми глазами, готовая принять последний акт бесчестья.
— Я оскорблял Лорен продолжая трахать другую женщину, а затем... бля.
— Если ты не готов, мы можем остановиться и продолжить завтра.
— Нет. Ни после, ни в другой день. Я бросил в неё презерватив, который только что использовал. — Он посмотрел в удивлённые глаза доктора. — Я обвинил Лорен в том, что она рядом со мной только ради денег и хочет получить ещё на операцию по исправлению колена, — выпалил он с горьким смехом, вытирая мокрые от слёз щеки. — Я назвал её бедной спичкой, шлюхой, именно ту, которая никогда ни о чём для себя не просила.
Запрокинув назад голову, Даниэль прижал к груди ладонь, чувствуя такую боль, которую вызывают не физические страдания, а более тонкую — результат вины и ужаса от того, что не в состоянии искупить свои грехи. Опять же, Лорен была далеко, и он не знал, где она и с кем. Безумный страх, что она забыла о нём, заставил его вскочить, как пружина. Даниэль принялся ходить по кругу, проводя руками по голове взад-вперёд, путая волосы, которые уже давно не видели минимального подобия порядка. Он хватал пряди и дёргал их с силой, но ничто не могло отвлечь его от мучительных мыслей.
— Даниэль, успокойся. — Харрис медленно поднялся на ноги, продолжая говорить низким успокаивающим голосом. — Ты находишься в милях от Лос-Анджелеса, и всё, о чём мне рассказал, произошло несколько месяцев назад.
— Не имеет значения, потому что это всё равно случилось, — кричал Даниэль, запустив руки в волосы, а его рот превратился в гримасу безысходности; сердце бешено колотилось, отражая в каждом уголке тела отчаяние. Он в сотый раз переживал каждую минуту той ночи, и каждая разрушительная эмоция обновлялась, словно в огонь вплёскивали бензин.
— Даниэль, успокойся.
Харрис осторожно приблизился и остановился от Даниэля в нескольких шагах. В охваченной отчаянием комнате застыло время, усиливая наступившую гнетущую тишину, похожую на снаряд, готовый взорваться. Затем Даниэль рухнул на колени и заплакал, пока его проклятая душа не опустела от всех страхов, одержимостей и заблуждений величия, с которыми он построил свою жизнь. Когда он заставил себя осознать все окружавшие его обломки, Даниэль решил, что из этой резни создаст нового себя.
— Тебе лучше?
Харрис забрал у него из рук пустую чашку и поставил на стол. Даниэль восхищался самообладанием Харриса, тем, как тот справлялся с его вспышками гнева, порывами боли. Доктор позволил ему плакать, сидя на полу, а затем заставил лечь на диван, предложив выпить чай с ромашкой, который появился из ниоткуда. Этот плач был катарсисом; с тех пор, как Даниэль начал реабилитацию, он ругался, бился головой о стену, корчился от боли, но никогда не пролил ни одной слезы из-за Лорен и того зла, что ей причинил. Он никогда не осознавал того, что сотворил с нею, вернее, до сих пор не хотел иметь дело с этой частью своего прошлого.
— Я чувствую себя опустошённым.
— Хорошо.
Харрис встал, открыл окно и впустил свежий осенний воздух. Даниэль покосился на золотые листья конского каштана, и ощутил желание пробежать по лужайке, плавно спускавшейся к тропинке, которую он иногда использовал для бега.
— Мне всегда было трудно приносить извинения, но теперь я чувствую непреодолимую потребность извиниться перед Лорен.
Доктор вернулся к нему и сел, перекрещивая ноги.
— Искупить вину — эта возможность предоставляется не всем. Считай, что тебе повезло.
— Она вернётся ко мне?
Харрис улыбнулся и медленно моргнул.
— Я не гадалка, и не могу ответить на этот вопрос.
— Конечно, — пробормотал Даниэль, называя себя придурком.
— Что последнее вы сказали друг другу?
— Я попросил подождать меня, и что вернусь к ней, когда стану мужчиной, которого она заслуживает.
— А что ответила она?
Даниэль прижал к животу руку, крепко сжимая футболку из мягкого хлопка.
— Она сказала мне: поправляйся, убей мужчину, каким ты стал. — Он набрал в грудь воздуха. — Лорен не давала мне никаких обещаний.
Осознав эту истину, Даниэль почувствовал вновь, как его охватывает отчаяние. Что за жизнь будет без Лорен? Какой смысл исцеляться от пристрастий, если рядом с ним не будет она, чтобы наслаждаться этим новым существованием? Словно прочитав его мысли, Харрис удивил, произнося следующие слова:
— Независимо от того, что ждёт тебя после реабилитации, знай, — начинать придётся с себя и только с себя. Лорен не смогла тебя спасти, и если ты сегодня чист, то должен поблагодарить только Даниэля. Понимаешь ли ты, какой великий акт милосердия проявил по отношению к себе? Какую ценную возможность ты себе дал? Не бросай всё на ветер. Если Лорен не будет частью твоей жизни, это не значит, что твоя жизнь закончилась.