Каким-то кусочком своего мозга Майлс замечал следы зайца, отпечатки лап койота, преследовавшего этого зайца.
Он оторвал взгляд от дороги и глянул на женщину, ехавшую рядом с ним. Буйные смоляные кудри Пейдж выбивались из-под шляпки, которую она небрежно надела. Ее шея была закутана красным шарфом, а лицо порозовело от морозного воздуха. Ее зеленые глаза казались в этом полусвете бирюзовыми, сияя, как драгоценные камни, на светло-кремовой коже ее лица.
Она выглядела такой оживленной, полной энергии, такой привлекательной среди этого замерзшего ландшафта. Она сидела на лошади по-мужски, юбка задралась почти до колен, ее красивые ноги в толстых черных чулках были видны между верхом ботинок и подолом ее юбки.
Она не замечала, что он разглядывает ее. Голос ее возвышался и падал, слова вырывались непрерывным потоком.
– У нас не было времени обсудить подробности, потому что вернулись вы с Деннисом, но основа нашей дружбы заложена. Тананкоа пригласила меня приехать к ней, и я собираюсь осуществить это. Я уверена, что смогу сама найти дорогу.
В его мозгу зазвенел колокол тревоги.
– Известите меня, когда захотите поехать к ним, и либо я поеду с вами, либо, если я буду занят, пришлю вам эскорт. Здесь женщине путешествовать одной небезопасно.
– Чепуха, – с отвращением сказала она. – Что может случиться со мной между Баттлфордом и домом Куинланов? Дорога пустынная, она не займет и часа, чтобы добраться туда. Мне не нужен телохранитель, чтобы проехать несколько миль по безлюдной дороге.
– Именно потому, что дорога безлюдна, я и беспокоюсь. Здесь бывают опасности, о которых вы и не подозреваете. Здесь, например, все еще бродят изменники-индейцы, – предупредил ее Майлс.
– О, Бога ради, Майлс! Индейцам не придет в голову скальпировать женщину, которая едет навестить свою подругу.
– Есть еще и дикие животные, Пейдж, и белые люди, совершенно нецивилизованные. – Майлс явно терял терпение. – Вы ничего не знаете, как защитить себя, у вас нет револьвера, и вы понятия не имеете, как стрелять. Поэтому нужен кто-то, кто будет сопровождать вас, если вы захотите одна путешествовать по прерии.
Он старался вести себя разумно, сдерживать свой характер. Почему она всегда спорит с ним? Он офицер Северо-Западной Конной, он привык, чтобы ему подчинялись. Он управлял своим госпиталем железной рукой, ни один из его подчиненных никогда не возражал ему, как она это делает постоянно.
– Но я не хочу, чтобы меня кто-нибудь сопровождал, – настаивала она, выставив вперед свой подбородок. – Я хочу навестить Тананкоа одна. Я хочу разговаривать с ней с глазу на глаз, чтобы обе мы могли расслабиться и ближе познакомиться друг с другом. Я хочу узнать побольше о ее народе и его обычаях. Я должна узнать о путешествии между мирами. Неужели вы этого не понимаете, Майлс? Это мой единственный шанс вернуться в девяностые годы, которым я принадлежу. Это может оказаться для меня дорогой домой.
Он почувствовал, как у него внутри все опустилось. Теперь он понял ее возбуждение. До сих пор он не понимал, куда ведут все эти разговоры о Тананкоа и какой-то темной процедуре, которую устраивает ее племя.
Он должен был понять это сразу, но не понял. Не хотел понять, признался он себе, не хотел, потому что не желал думать об этой стороне Пейдж, о тайне, окружающей ее происхождение, о месте и времени, из которых, как она настаивала, она появилась здесь, вообразить которые он не мог.
Холодный воздух неожиданно словно превратил его кровь в лед, и дрожь пробежала по его телу. Он не хотел, чтобы она пыталась вернуться туда, откуда бы она ни появилась. Он нечасто виделся с ней, но подсознательно каждую минуту знал, что она поблизости, что если он захочет, то может сесть на Майора и через десять минут оказаться у ее двери.
Он не хотел потерять ее раньше, чем у него будет шанс действительно узнать ее.
– Майлс, я вам ужасно благодарна, что вы взяли меня сегодня с собой. Я не знаю, когда еще я так радовалась.
Они доехали до ее дома. Уже почти совсем стемнело, короткие зимние сумерки быстро переходили в ночь. Уже зажглись звезды, и в окнах загорелись желтые лампы. Дом Пейдж выглядел холодным и пустым, из трубы не шел дым.
Последние полчаса она обдумывала, не пригласить ли его на импровизированный ужин, но понимала, что у нее уйдет по крайней мере час на то, чтобы разжечь плиту и вскипятить чайник. От вчерашнего ужина остались суп и пол-ломтя хлеба, и ничего больше.
Он спешился и поймал ее на руки, когда она сползла со спины Минни. Поездка была долгой, и ноги у нее немного затекли. На один сладостный момент она прильнула к его сильному телу, это отняло у нее чуть больше времени, чем было необходимо, прежде чем она нехотя выпрямилась.
От него удивительно пахло – мокрой шерстью, табаком и свежим воздухом. В его дыхании слышался запах горячего рома, которым угостил его Деннис перед тем, как они уехали.
– Идите вперед, – распорядился он так, словно они вот так, вместе, приезжают домой каждый вечер. – Я позабочусь о лошадях, а потом принесу дров и разожгу для вас плиту.
Она зажгла свечу, которую держала около двери, и через несколько минут засветилась лампа. Пейдж с облегчением убедилась, что в доме не так уж холодно: оставленный ею в печке огонь горел, должно быть, большую часть дня.
Майлс принес охапку щепок, и вскоре печка начала выдавать волны тепла. Было странно и одновременно волнительно видеть, как этот высокий широкоплечий мужчина в красном мундире ведет себя в ее кухне как у себя дома.
– У меня есть кастрюля перлового супа, – предложила Пейдж. – Хотите остаться и разделить ее со мной?
– Спасибо. Суп – это будет хорошо.
– Вы только не очень-то возбуждайтесь, – предупредила она со сдержанной улыбкой. – Я не очень-то хорошо готовлю. Но вам повезло – это первая кастрюля супа, которую я не сожгла.
Пейдж подогрела суп и подала вместе с хлебом и куском сыра, и они ели эту простую еду, сидя перед очагом. Разговор протекал легко, они говорили о Деннисе и его ферме, о маленькой хирургической, которую Пейдж оборудовала в соседней комнате.
Она провела Майлса по дому и расцвела, когда он одобрил все, что она сделала, чтобы ее хирургический кабинет был удобен и приспособлен для операций.
Теперь Майлс сидел в кресле, а Пейдж, сбросив ботинки и оставшись в одних чулках, устроилась с ногами на диванчике, прикрыла ноги накидкой и обняла колени руками. Лампа бросала яркий свет, придававший комнате ощущение интимности. Искры вспыхивали в трубе от дров, которые Майлс время от времени шевелил кочергой, старые часы медленно тикали.
– Теперь, когда я сообщила вам во всех деталях операцию по растяжению и выскабливанию у Элен Джиллеспи, расскажите мне, что происходит в госпитале.
Майлс начал перечислять все травмы, которыми ему пришлось заниматься последнюю неделю: укусы лошадей, обмороженные губы оттого, что трубили при температуре ниже нуля, старые огнестрельные раны, ленточные черви, прострелы, был и такой случай, когда он удалял ноготь на ноге у констебля, которому на ногу наступила копытом лошадь.
Пейдж ничего не могла с собой поделать – она начала хихикать.
– Я не совсем понимаю, почему вам эти несчастные случаи представляются такими смешными, – поддел ее Майлс, улыбаясь. – Мои бедные пациенты отнюдь не считают их таковыми.
– Я знаю, и я не должна смеяться. Просто я представила себе клинику в Ванкувере, куда является человек, пострадавший, скажем, от укуса лошади, – попыталась она объяснить. – Бог мой, у Сэма глаза вылезли бы из орбит!
– У Сэма? – Вопрос Майлса прозвучал как бы между прочим.
– Это доктор Сэм Харрис, мой партнер. – Пейдж смотрела на огонь, ее голова упиралась в ее колени. – Да, он был моим партнером. Думаю, что теперь он предпринял юридические шаги, чтобы взять целиком на себя руководство клиникой. Я бы сделала то же самое, если бы он исчез, как исчезла я.