Она была совершенно голая, а четверо мужчин, похоже, совершенно не собирались вести себя вежливо и уехать в сторону заката, чтобы она могла вылезти из воды и ее скромность не пострадала.
– Майлс, ты ничего не можешь сделать, чтобы избавиться от них?
– У нас не лучшая позиция для того, чтобы торговаться с ними, дорогая. – В его голосе звучала ирония. – Мы будем вести себя нагло. Я вылезу из воды и надену свои брюки в кобуру, потом я подниму одеяло и ты прибежишь.
Никогда Пейдж не чувствовала себя такой одинокой, как в течение последующих нескольких минут. Майлс проделал то, что собирался: не торопясь вышел из воды, наклонился и сказал что-то индейцам, пока натягивал брюки и застегивал ремень.
Она видела, как он сдвинул еду и поднял одеяло. Она выплыла на отмель, ощущая, как четыре пары глаз смотрят на нее. Майлс вошел в воду и заслонил ее своим телом, когда она встала во весь рост.
– Улыбайся и будь вежлива, любимая, – сказал он тихо, заворачивая ее в одеяло и помогая ей выйти из воды. – Боюсь, что у нас будет компания за ланчем.
Менее всего Пейдж хотелось улыбаться. Она бросала на индейцев сердитый взгляд, подняла свою одежду и отправилась за кусты, чтобы одеться. Когда она вышла, то увидела, что индейцы накинулись на еду, разговаривая с Майлсом, в то время как сэндвичи с холодным ростбифом, яблоки и сладкое быстро исчезали в их животах.
На нее они не обращали ни малейшего внимания, но истребили всю еду. Пейдж чувствовала, как она становится все более голодной по мере того, как тянулся день, а индейцы не подавали вида, что собираются уезжать. Их разговор с Майлсом все продолжался, и Пейдж отодвинулась на некоторое расстояние и прислонилась к стволу тополя.
В конце дня стало душно, и небо на севере приобрело грязно-коричневый оттенок. Угрожающе прогремел гром, и на лицо Пейдж упали несколько капель дождя.
Индейцы как по сигналу встали, оседлали своих пони и, подняв каждый руку в знак прощания с Майлсом, уехали.
– Слава Богу, – вздохнула Пейдж, пытаясь встать на ноги. – Моя задница вся затекла, – пожаловалась она. – Я уже думала, что они останутся с нами до конца наших дней. Съели всю еду до крошки, а я умираю с голоду. И начинается дождь. – Она понимала, что ведет себя как капризный ребенок, но день, который они собирались провести вместе, пошел прахом, и она чувствовала себя разочарованной. – О чем ты с ним все это время разговаривал?
Майлс нагнулся и взял ее руки в свои, помогая ей встать.
– Мне очень жаль, но не оставалось ничего другого, как выслушать их, они из племени кри, из резервации Большого Медведя. – Он нахмурился и покачал головой, в голосе его звучала злость и досада. – Они рассказывали мне все ту же историю, которую в эти дни рассказывают все индейцы, о том, что исчезают бизоны, о позоре, как их загнали в резервации вместо того, чтобы они могли свободно скитаться и охотиться, как делали это всегда, а сейчас они испытывают боль и злость, видя, как голодают их семьи, потому что правительство белых людей не держит своего обещания кормить и одевать индейские племена. Дело плохо, будет мятеж…
Громкий удар грома и ослепительная вспышка молнии заставили Пейдж вскрикнуть от испуга и искать укрытия в его объятиях. Спустя мгновение хлынул дождь, и Майлс схватил одеяло и побежал с Пейдж к сомнительному убежищу под ивами. Прежде чем они добежали до деревьев, они промокли до нитки.
Майлс обернул вокруг них обоих одеяло и прижал ее к себе, пытаясь уберечь от потопа.
– Нам надо переждать этот ливень, будь он проклят! – Он выругался долгими, сочными ругательствами, что ее удивило – он никогда не выражался при ней. – Я хотел, чтобы сегодня все было хорошо, а вместо этого ты застыла и голодна, а нам еще два часа ехать до дома, – удрученно сказал он.
– Ладно, могло быть хуже, – сказала она, стараясь выглядеть оптимисткой. Ее руки обнимали его, и эту близость вряд ли можно было считать неприятной. – Ты знаешь, а ведь они могли унести нашу одежду.
Мысль о въезде в Баттлфорд в виде леди Годивы неожиданно заставила ее захихикать. Похожая мысль, видимо, посетила и Майлса, потому что он начал хохотать.
Потом он нагнулся и поцеловал ее, и вскоре они оказались лежащими на траве. Каким-то необъяснимым образом его брюки оказались расстегнутыми, ее нижнее белье соскользнуло, а одеяло плотно обернулось вокруг их тел. Дождь перестал, но они этого не заметили.
Ураган наконец-то ушел на запад, и они отправились в долгое путешествие домой.
Промокшая, растрепанная, все косточки ноют, голодная, Пейдж старалась отвлечься от всех этих неудобств и забыть, сколько ей еще предстоит ехать верхом, чтобы добраться до дома.
Вместо этого она думала обо всем, что случилось сегодня, об индейцах и о том, как они часами беседовали с Майлсом, и о том, как с ними обращаются, о глупости правительства, и о том, что говорил Майлс о надвигающихся неприятностях. Она вспомнила лицо Армана, когда он говорил, что у него отобрали его землю.
Она подумала о передачах новостей по телевидению в той, другой жизни, о более сложных, но таких же по существу проблемах, на которые жалуются коренные жители этих мест, и ощутила свою вину за то, как мало внимания она уделяла этим сообщениям.
Майлс сказал, что дело дойдет до мятежа.
Давняя лекция по истории всплыла в ее памяти, и она натянула поводья Минни так неожиданно, что низкорослая кобыла попятилась, чуть не скинув Пейдж с седла.
– В чем дело? – Майлс оглядывал окрестности, держа руку на ружье, предвидя неприятности.
– Восстание. О Боже, Майлс! Я… я сейчас вспомнила, не могу поверить, как я не подумала об этом раньше. – Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. – Это потому, что у меня всегда были нелады с историей, и я перестала обращать внимание на даты.
Она начала заикаться, торопясь предупредить его.
– Майлс, это случилось именно так, как ты говоришь. Было восстание, большое сражение, индейцы и метисы против белых. Это то самое, о чем говорили сегодня эти индейцы, – недостаток еды, земли у них отняли, правительство не выполняло своих обещаний. Возглавлял восстание Луи Райел, народный герой.
– Райел? – Майлс придержал Майора и нахмурился. – Я знаю о Райеле, он возглавлял восстание на Ред Ривер в 1869-м, задолго до того, как я вступил в Конную полицию. Ты уверена, что имеешь в виду не это сражение?
Пейдж не была уверена. Ее память на даты и события была очень плохой.
– Была битва у деревни, называемой Батош? Я припоминаю что-то о битве при Батоше, когда их возглавлял Райел.
Майлс уставился на нее.
– Битвы при Батоше не было. Батош – это деревня метисов около реки Саскачеван милях в ста к востоку от Баттлфорда.
Пейдж причмокнула, понукая Минни, и они снова двинулись в путь.
– Я припоминаю, что его повесили за участие в восстании, – заметила она.
– Кого повесили? – Майлс ехал вплотную рядом с ней.
– Луи Райела. Его повесили, как предателя, но потом он стал героем Канады. – Она напрягала свою память, пытаясь вспомнить какие-то детали, но они ускользали. – Была даже почтовая марка с его портретом.
– Райел жив, Пейдж. Последние несколько лет он провел в психиатрической больнице в Бьюпорте, около Монреаля. У него расстроенная психика.
– Я припоминаю, что его считали шизофреником, что-то писали о нем, что он скакал голый на белом коне в самой гуще битвы. – Она на мгновение задумалась. – Но, если он жив, значит, не было восстания на Ред Ривер, о котором я говорю? Они называли это восстание по его имени – «Бунт Райела».
– Когда это было, Пейдж? В каком году случилось это восстание?
Она пыталась вспомнить, но не могла.
– Мне кажется, оно случилось весной, – сказала она неопределенно. – В восьмидесятых годах, весной.
Майлс, взволнованный, чертыхнулся про себя.