– Что с тобой происходит, дочь моей дочери? Разве я не говорила тебе, что тропинка, ведущая между мирами, не терпит сопротивления? Ты пыталась, но при такой попытке, естественно, тебя постигла неудача. Почему ты так глупа? Будь вместе с Великим Духом и забудь все остальное. Все придет по его собственной воле.
Старуха перечислила все детали обряда, заставляя Тананкоа повторять все за ней.
Когда замерли последние слова Хромой Совы, Тананкоа проснулась, сердце ее стучало. Маленький Деннис спал рядом с ней, и она постаралась не разбудить его, вылезая из-под теплых шкур и одеваясь.
Уже светало. Она упустила утреннюю тропку, но она проделает это днем, пойдет к священной яме и еще раз совершит весь обряд, пользуясь инструкциями Хромой Совы. Исполненная решимости, Тананкоа занялась повседневными делами в ожидании заката. Она весь день ничего не ела и сходила в вигвам-парилку, чтобы очиститься, как наказала ей Хромая Сова.
Когда пришло время, она оставила Денниса на попечение своей двоюродной сестры, взяла шаманский мешочек, который оставила ей Хромая Сова, и одна отправилась к яме.
Пейдж знала, что все это совершенно безнадежно. Впервые она оставила свою медицинскую сумку и мешок с пеленками Алекса в машине. Она прошла к центру поля, неся на руках Алекса. Худший приступ лихорадки миновал, и он был сонный, тер глазки и старался высвободиться из одеяла.
Небо сегодня было чистым, солнце медленно сползало к горизонту. Пейдж стояла лицом к западу, и сквозь ее прикрытые веки вспыхивал оранжевый свет.
На этот раз она могла четко разглядеть Майлса – его любимое лицо улыбалось ей. Она ощущала, как кольцо, которое он надел на ее палец, врезалось в ее кожу.
Она думала о Мадлен, о Габриэле и Райеле, и о Тананкоа и Хромой Сове. Она думала о Кларе и Элли и обо всех друзьях, которых она обрела в Баттлфорде.
Она никогда их не увидит, теперь она это знала. Это она прощалась с ними.
Всепроникающий покой объял ее, когда она подумала о них, и на какое-то мгновение она точно вспомнила, каково это было – лежать в его объятиях.
Высоко в небе взревел самолет.
Поглощенная своими мечтаниями, Пейдж не заметила его.
Алекс заворочался, потом снова успокоился.
Лео услышал ребенка и пошел было к Пейдж, но она была так напряженно спокойна, что он остановился, повернулся и зашагал обратно к машине. Сердце его разрывалось при виде ее, охваченной безнадежностью, одинокой, но через все это она должна пройти одна.
На мгновение он посмотрел вверх и увидел, как реактивный самолет прочертил огромное небо, и увидел яркие краски, рассыпанные солнцем, коснувшимся горизонта.
А когда он снова посмотрел в сторону Пейдж, из его горла вырвался хриплый крик, и он побежал через поле туда, где она была еще секунду назад, но и она, и Алекс исчезли.
ГЛАВА 26
В первые за все время Тананкоа не сомневалась, что она наедине с Великим Духом.
В этот последний момент, отделяющий день от вечера, она чувствовала в глубине своего транса, что она уже не одна.
За ее закрытыми веками замерещил образ Пейдж, пытающийся обрести форму, размеры и плоть, старающийся вырваться из пространства между мирами и войти в дверь, которую пассивная воля Тананкоа держала для нее открытой.
Тананкоа переборола желание побежать и помочь своей подруге, забыв о наказах Хромой Совы. Вместо этого она позволила калитке в своем мозгу раскрыться пошире, и, когда образ Пейдж стал принимать более четкие очертания, Тананкоа поняла, что Пейдж не одна.
За ее грудь цеплялся ребенок, маленький мальчик.
Тананкоа знала, что он ужасно болен, и даже в порыве охватившей ее радости она испытала страх за подругу.
Душа маленького мальчика уходила.
Когда Тананкоа поняла, что это уже не опасно, она открыла глаза и раскинула руки, чтобы принять в свои объятия Пейдж и ребенка.
Пейдж с лицом, подурневшем от благодарных слез, положила своего сына на руки Тананкоа.
– Его зовут Алекс. Пожалуйста, Танни, ты можешь помочь ему?
Тананкоа дотронулась пальцами до прекрасного лица ребенка.
– Это решать богам, но я попробую, – сказала она.
В деревне Повелителя Грома Пейдж ждала, пока спустятся сумерки и наступит ночь. В форт был послан посыльный, и она услышала топот коня Майлса еще до того, как увидела своего мужа.
– Пейдж? О моя любимая!
Он соскочил с коня раньше, чем тот остановился, и его руки обхватили ее в таком сильном объятии, что она была уверена, что ее ребра затрещали.
– Мой дорогой, мой дорогой…
Он целовал ее, и она ощущала теплоту его слез, мешавшихся с ее собственными, и долгое время они оба были не в силах вымолвить хотя бы слово.
– Наш ребенок?
Его голос был испуганным шепотом, а она жестом показала ему в сторону вигвама-парилки, куда Тананкоа унесла Алекса еще несколько часов назад.
– Он болен. О Майлс, наш сын ужасно болен!
Отрывистыми фразами она рассказала ему все о болезни их ребенка и в первый раз почувствовала некоторое облегчение, потому что теперь ужасная боль и ответственность делились между ними двумя.
Алекс, их сын, плоть от их плоти. Что бы с ним ни случилось, это касается их обоих. Яркие звезды высыпали на небе над прерией, взошла полная луна и закатилась снова, а Пейдж все рассказывала Майлсу об их сыне, подыскивая слова, заполнявшие время, пролегшее между ними.
Уже почти рассвело, когда Тананкоа принесла им Алекса.
– Сейчас лихорадка его отпустила, – сказала она. – Что касается завтра, я ничего обещать не могу. У него очень сильная болезнь. Мы подождем и посмотрим.
Она вручила ребенка Майлсу.
Пейдж увидела удивление на лице своего мужа, когда он впервые взял на руки сына. Когда они оказались рядом, их похожесть даже пугала.
Алекс совершенно проснулся, более веселый, чем она помнила его все последнее время. Он внимательно разглядывал лицо Майлса, его большие серые глаза рассматривали незнакомое лицо, словно оценивая. Он протянул руку и попытался засунуть пальчики отцу в рот. Майлс сделал вид, что покусывает их.
Тут Алекс улыбнулся ему и схватился за волосы отца, словно всегда знал его.
В мальчике обнаружилась бодрость, которой Пейдж не наблюдала с тех пор, как он заболел, и страх, сидевший в ней, начал ослабевать.
Алекс перевел взгляд с Майлса на Пейдж и, похоже, вспомнил, что прошло уже немало часов с тех пор, как он ел, и что она является для него главным источником питания. Он протянул ручонки к матери, а его рот надулся и принял квадратную форму, как всегда, когда он бывал голоден.
Его хныканье перешло в плач, а потом в раздраженный крик. Его голодный вой чуть не оглушил Пейдж, они с Майлсом скрылись в вигваме Танни, и Пейдж присела, чтобы расстегнуть блузку и дать ему грудь.
Он чмокал, захлебываясь, брызгал слюной и воевал с такой энергией, которой ей так не хватало в нем последние недели.
Майлс не веря своим глазам смотрел на своего яростного маленького сына. Когда Алекс перестал бить мать кулачками и сучить ножками и перестал глотать с необыкновенной быстротой, он поднял глаза и улыбнулся Пейдж, явно извиняясь. Майлс расхохотался от радости.
– Он похож на тебя, моя дорогая. Упрям, решителен и одержим одной идеей, пока не получит то, что хочет.
Она уже открыла рот, чтобы возразить, но потом поняла, что в отношении Алекса Майлс прав. Мальчик внешне очень похож на отца, а характер у него от матери. Он часть каждого из них.
Рожденный с помощью самой изощренной передовой медицинской технологии, Алекс будет еще молодым человеком, когда лошадь и повозка уступят место автомобилям.
Хромированный мальчик, выросший в эпоху свечей.
– Он вырастет замечательным парнем, этот наш сын, – объявил Майлс, и Пейдж знала, что это правда. Ее охватил великий покой.
Майлс сел рядом с ней, его сильная рука поддерживала их обоих.
– Добро пожаловать домой, – прошептал он.