— Я бы с радостью, да как приучаться, ежели только и слышишь: яйца отрежем, руки отрубим. Лесовик, деревенщина, лешак глупый…
— Не нуди, — поморщился управитель. — Показывай, где тут твои гости.
— За воротами, — горько вздохнул Войко. — Десятник меня доложить послал. А сам их не пускает.
Замок Хмельная Гора оседлал высокий скальный выход, вздыбившийся среди покрытых столетними елями холмов, будто палец великана. Наверх вела широкая и удобная дорога, но если бы по ней собрался взойти враг — тут ему и конец! Путь от подножия к воротам древнего кубообразного сооружения с башнями по углам отлично простреливался из бойниц, проезд всегда можно завалить камнями или бревнами. Сейчас, пока в керговские дебри враг не совался, стража допускала к воротам Хмельной Горы любого, но была наготове превратить крепость в орех, недоступный чьим-либо зубам.
Страшар вместе с вооруженным тяжелым копьем Войко вышел во двор, небрежно-величественно кивнул начальствующему нынешним вечером десятнику и направился к воротам. Створки, конечно, заперты. Только зарешеченное окошко, размером в ладонь, на калитке открыто.
— Кого принесло на ночь глядя?! — взревел управитель, рассчитывая до смерти напугать торчащих по ту сторону ворот дармоедов. И ведь не стесняются, заразы! Вместо того чтобы оборонять страну от навалившегося недруга, бегут в глухомань, надеясь тут отсидеться! Да только не выйдет! Недаром он собрал ополчение из деревень, командирами приставил высокородных, дабы оборонять Кергово от чужеземных находников. Всякому работа найдется — что селянину, что охотнику или испугавшемуся неисчислимых степных орд беглому прэту.
— Господин Клабуц? — послышался высокий голос из-за решетчатого окошка. — Как же, узнаю! Трудно тебя не признать! На любого рычишь, будто раненый медведь!
— Да ты кто таков, чтоб так со мной говорить? — От натужного рева управителя лошади, стоящие во дворе замка, насторожили уши и попятились. Страшар грозно глянул на десятника, затем на Войко, напыжился, покраснел по самые кончики ушей и гаркнул: — А ну открывай! Посмотрим на смельчака!
— Давно бы так. — (Управитель едва различил тихий хриплый голос.) Асверия, у тебя в Кергово все подданные считают нужным орать на господ?
Подчиняясь приказу управителя, заскрипели деревянные зубчатые колеса, окованные металлом створки ворот поползли в стороны, а сам Страшар, торжественно возложив ладонь на рукоять дубинки и горделиво задрав голову, шагнул к трем всадникам, только силуэты коих и можно было различить на фоне закатного неба.
— Узнаешь? — подал голос один из незнакомцев, оглядывая управителя с высоты седла. — Помнишь ли, как в первый мой приезд пугал меня, напялив медвежью шкуру? А как водил упырей ловить? Всю ночь просидели, ни единой потусторонней чуды не встретив…
— Угли Священного Огня!.. — Управитель схватился за сердце, хоть и был человеком на редкость здоровым.
Асверия, дитятко! Ты, что ли?
— Нет, призрак, — ответила собеседница, спрыгивая наземь и сбрасывая с головы капюшон, открывший светлые волнистые волосы и худощавое, посеревшее от усталости лицо. — Я это, я и никто другой. Так впустят нас или как?
Страшар, привыкший за долгие годы не доверять никому, всмотрелся в сумрак, разгоняемый огнями факелов, рыгнул от переизбытка чувств, но все-таки заставил себя оглядеть спутников истинной владетельницы Кергово.
Первый ничего особого из себя не представлял. Харя кругом высокородная, нос с горбинкой, волосы длинные, соломенного цвета. Темный кафтан, штаны, сапоги, плащ — обычное облачение путника.
Второй оказался поприметнее. Осень, холодно, а он на себя напялил что-то вроде короткого женского платья что туникой называется. Высокий, сразу видно — силач. На боку меч, а штанов не носит — ноги обуты в сандалии, с ремешками до колен. Смотрит, однако, благожелательно, хотя и настороженно.
— Госпожа… — вымолвил наконец Страшар. — Вот не ждали… Что ж ты стоишь, будто чужая? Войко, бездельник! Беги к стряпухам, пускай курей жарят! Радость какая — госпожа приехала!
Нежданные гости въехали во двор Хмельной Горы как раз в момент, когда солнце исчезло за лесистыми холмами, а ближе к полуночи весь замок был перевернут с ног на голову.
Госпожа Асверия вместе с друзьями желала немногого — поесть горячего, выспаться под крышей, а не в сыром лесу, отложив знакомство с беспокойным керговским хозяйством до утра. Еще очень хотелось помыться с дороги, о чем и было заявлено Страшару. Пока гости утоляли голод пирожками с ягодами и грибами, оставшимися от вечерней трапезы, запивая их темным недавно сваренным пивом, для них затопили баню, и Асверия распорядилась, чтобы Страшар подыскал чистую одежду для всех троих.
— Дак, достославная госпожа! Ты ж, верно, из старых платьев выросла, да и обтрепались они по времени…
— Для меня — приличную мужскую одежду, — уточнила Асверия. — Иди, Страшар, займись делом.
Управитель, проклиная собственную непредусмотрительность и неизящно сквернословя, отправился прочь. Пока господа изволят смывать дорожную пыль, придется расстараться и показать владетельной хозяйке Кергово, что замок ее управляется радетельным, знающим свое Дело мужем.
— Войко! — огласил Страшар двор низким, бычьим ревом. — Ты где, ленивец этакий? Опять к девкам в портомойню удрал? Войко! Высеку!
— Что угодно? — Войко, оказывается, не отставал от Управителя ни на шаг.
— Беги в сторожевую башню к десятникам! Делай что хочешь, грози от моего имени ссылкой в Рудну, но от пива их оторви! Пускай поднимут стражу и построят на дворе! Да брось ты копье-то свое, что как в девку в него вцепился!
— Не могу, — ответствовал юноша. — Твоим же указом надлежит каждому, кто в страже, носить копье. А ежели кто без оружия окажется, сам же ты грозил палок всыпать да на то копье насадить.
— Дай сюда! — рявкнул управитель. — Сегодня ты не в страже. Будешь моим порученцем.
— Так ты б, господин, к примеру, не меня, а Илжи взял… Он год у жрецов учился, буквы разумеет. А я-то, всем ведомо, дурень дурнем.
— Илжи твой хоть и учился, да от пива не просыхает! Гнать бы его, засранца, в шею… Что сказал — беги в башню! Уши надеру!
В Хмельной Горе было два внутренних двора. В одном, большем, расположенном возле ворот, находились деревянные конюшни, колодец, кузня и куча покосившихся пристроек: склады, хлева, птичники. Второй, не такой просторный, зато чистенький, примыкал к дальней стене квадратного укрепления и главной башне. Там и было указано собрать всех, кто свободен от службы на стенах. Разбушевавшийся Страшар своими руками выгреб из кладовых лучшие припасы, попенял стряпухам, что никудышно работают, хотя те старались вовсю, отдал распоряжение конюхам почистить, накормить и обустроить господских лошадей…
— Где ж я им возьму три спальни сразу-то? — громыхал Страшар, носясь по замку и улаживая десятки мелких дел, связанных с приездом Асверии. Простыней-то чистых нету! Эх, знал бы, где упасть, — соломки бы постелил… Придется госпоже на шкурах спать, да оно и мягче. Мужиков уложим при караульной, потерпят. Батюшки! Я ж про одежду для господ забыл распорядиться! Бойко, беги в кладовую! Самое лучшее заберешь! Да не стой же ты ровно пень! Одна нога здесь, другая там!
В главной зале, где тускло поблескивал в свете факелов трон из серебра — потемневшее от времени, отлитое местными умельцами жесткое кресло, накрывали длинный стол, выметали подгнившую солому, стлали вместо нее свежую, выгоняли незнамо как забредших в увешанное старинными знаменами помещение гусей и кур.
У белошвеек нашлась чистая, ни разу не пользованная скатерть, на которую, впрочем, немедленно опрокинули блюдо с жареными утками, плававшими в густом соусе из чеснока и белых грибов. С кухни тащили все, что успели приготовить: помянутых уток, непременные грибы — соленые, вываренные, моченые, жареные; куриц, копченые окорока, по-всякому приготовленные ягоды, на которые были щедры керговские сады, леса и болота, сушеную рыбу, пышные блинчики, залитые медом и вареньем… Особое нардарское кушанье — измельченное мясо, завернутое в кусочки раскатанного теста и сваренное в бульоне, — поставили на стол в необъятном глиняном горшке. В губоких мисках подали тушеные репу и морковь, колбаски из поросятины и оленины, бычий язык… Страшар сознавал, что несколько перестарался и всем этим добром можно накормить человек двадцать, а то и тридцать, ну да пусть. Зато никто не посмеет упрекнуть управителя в том, что керговцы негостеприимны и не умеют достойно встретить дочь кониса Юстина, да обогреет его Священный Огонь за гранью мира…