"Погоди-ка, погоди! — ахнул вдруг про себя Страшар. — Что же это получается? Если все семейство господина нашего кониса перебили мергейты, когда штурмовали Сеггед… А младшего сына Юстина, высокородного Кенрика, загубили саккаремцы во время битвы при Мельсине, значит… Асверия-то наша единственная наследница! Законы Нардара признают право женщины наследовать престол конисов, если в живых не осталось родственников-мужчин. Выходит, Асверия — светлейшая конисса всего Нардара? Беда на мою седую голову!"
— Бойко! Войко-о!
— Одежду я нашел и в баню отослал, — доложил запыхавшийся юноша. — Еще какие поручения, господин управитель?
— Ступай в казармы, переоденься в чистое, а то смердишь потом, будто весь день за плугом ходил. Как там господа?
— Покупались, одеваются.
— Переоденешься когда, веди их мигом на малый Двор. Я сам сейчас спущусь. Эх, ужин-то остынет! Разве можно кушать холодное?
— Можно, — уверенно ответил Войко. — Смотри, сколько наготовлено! Пусти меня за такой стол, я бы из-за него седмицу не вылезал! А стражу вот только капустой и кормишь да жирной свининой, от коих животы в расстройство приходят…
— Не твоего ума дело! Позор для воителя брюхо отращивать! Чего стоишь? Бегом!
Страшар заторопился на озаренный факельным светом малый двор, обозрел бравое воинство — десятникам удалось собрать полсотни человек, половину из которых покачивало от пивных паров, — после чего принял надлежащую позу и проорал:
— Олькуш! Рахув! Снява! Вы, вы, дармоеды! А ну ко мне со всех ног!
— Чего изволишь, господин? — вопросил самый смелый и молодой из десятников.
— Ты, Снява, заткнул бы пасть и слушал! — надсаживал голос Страшар. Отчего оружие не чищено?
— Так никто не приказывал… Сам же ты говорил: если придет супостат, будем не мечом работать, а луком да арбалетом. И никакой степняк к Хмельной Горе за перестрел не подойдет.
— Строй подровнять! Знамя-то, знамя где? Куда, собаки, знамя подевали?
— Так оно… — проворчал вислоусый Рахув, — в главной зале висит, вместе с остальными прочими. Сугубо для красоты и услаждения взоров.
— Ой, лопухи! И как вас только прэт на службе держит! — простонал Страшар, забывая, что настоящего прэта здесь не видели давным-давно, а заезжавшую года три назад на пару седмиц госпожу Асверию как владетельницу Кергово никто всерьез не воспринимал. Разве захочет дочка Юстина жить в медвежьем углу? Асверия тогда поохотилась, погуляла по окрестностям, забрала с собой слитки серебра, которые обязана была отвезти отцу в Сеггед, и более ее здесь не видели.
— Так тащить знамя? — вопросил Снява. — А то всамделе нехорошо получается. Замковая стража — и без знамени.
— Рахув! — воззвал Страшар. — Возьмешь на большом дворе лестницу, снимешь керговский флаг с потолка! Не тот, синий с полосками, а зеленый! Это где два волка к жбану приникли! Понял?
Явилось знамя, несколько пропыленное, но торжественное, прибежал Войко в сравнительно чистой рубахе, Страшар сменил дубинку на фамильный меч, а пятьдесят защитников Хмельной Горы сумели построиться в относительно прямую линию.
Господа не приходили.
— Что ж делается? — расстраивался управитель. — Войко!
— Тут я!
— Ты где госпожу оставил?
— На кухне. Может, она в главную залу пошла? После мытья-то пить завсегда хочется.
— Да сказал ли ты ей, что мы ее тут ожидаем?
— Когда же сказать, коли от меня потом разит? Я ж переодеваться побег! А потом вот знамя помогал сымать…
— Дурак, ой дурак! Погибель ты моя! — дурным голосом взвыл Страшар и со всех ног кинулся в трапезную.
Богатый стол был едва тронут. Похоже, госпожа и двое ее спутников откушали пирога, судя по нечистым ложкам, похлебали лукового супу с кабаньим мясом и опустошили жбан с пивом.
Владетельница Кергово и, судя по всему, конисса Нар-дара устроилась между двумя мужчинами прямо на полу, возле очага. Они постелили на солому плащ, плащами же укрылись и заснули, так и не узнав, что для всех троих приготовлены комнаты, где имелись постели, пушистые медвежьи и волчьи шкуры, тазики с водой для освежения лица и пучки сушеной полыни, притащенные исполнительным Войко.
— Видать, господа устали, — подал голос последовавший за управителем юноша. — Не тревожить бы их, а?
— Помолчи, — ошарашенно проговорил Страшар. — Надо же, и не потрапезничали толком! И воинство здешнее не посмотрели! Кушанья же остыли, завтра с утра разогревать — невкусно будет. Войко? — Слушаю.
— Значит, так… — Судя по хмурому лицу Страшара, он принимал тяжелое, но необходимое решение. — Зови сюда десятников с подмогой. Пускай стол очистят. То есть всю готовую еду заберут в казармы. Стражников нам тоже побаловать нужно. И чтоб тихо у меня! Госпожу не разбудите! Понял?
— Угу, — кивнул Войко. — А мне можно чего забрать?
Уж больно куры соблазнительные…
— Забирай, — огорченно вздохнул управитель.
— А девкам в портомойню можно отнести?
— Да делайте что хотите! — со слезами в голосе воскликнул Страшар, развернулся и отправился наверх, в комнату, которую он по-ученому именовал «кабинетом». От душевного расстройства ему остро захотелось хлебнуть пива и завалиться спать.
Если бы Асверия, Драйбен и не известный никому аррант проснулись, то увидели бы весьма странное зрелище. Трое десятников, взявшие в помощники особо доверенных стражников, собирали с богатого господского стола снедь в мешки и в закопченные котелки, а один из воителей, балансируя на неустойчивой лестнице, вешал на вбитый в стену штырь зеленое знамя с двумя серебристыми волками.
Нахал Войко с деревенской запасливостью уволок целое блюдо с поджаристыми курями, набил мешок пирогами, прихватил под мышку бочонок пива и исчез в полутьме.
Рассвет он встретил на сеновале сытым и довольным жизнью. Серебряное блюдо — которое надобно вернуть в трапезную, пока Страшар не заметил пропажи, было завалено плохо обглоданными косточками, а справа и слева от доблестного стража Хмельной Горы почивали две ублаготворенные и улыбающиеся во сне девы с толстыми длинными косами.
— О Богиня, где это мы?
Драйбен проснулся первым, приподнялся на локте и осмотрел помещение. Он сам, Асверия и Рей лежали на толстом слое сухой травы, устилавшей просторную залу. Аррант, как обычно, дрых на спине, откинув правую руку и положив под голову левую. Асверия свернулась калачиком, натянув на себя оба служивших им одеялами плаща.
Сквозь узкие, напоминавшие бойницы окна лился мягкий свет осеннего солнца. Драйбен подставил ладони под луч, сосредоточился и замер, попробовав увидеть, что делается вокруг, с высоты птичьего полета. Точнее, увидеть мир глазами какой-нибудь птицы. Это получалось далеко не всегда, но сейчас он был полон сил и…
…Он взмыл в пронизанное солнцем поднебесье и увидел внизу коричнево-бурую коробку замка. Здание громоздилось на скале, неподалеку от которой тянулись ввысь лесистые отроги Замковых гор, меж которыми светились осенней листвой берез и густой зеленью сосен глубокие долины. Тут и там вокруг замка среди редколесья виднелись квадраты полей и крыши деревенских домов. На западе же стеной стояли беспросветные леса, тянущиеся до халисунской границы. На севере чащобы казались еще непролазней, но и там можно было разглядеть проплешины полей, а далеко-далеко на скале высился полуразрушенный замок овальной формы. Он-то, верно, и назывался Рудной…
Попытка взглянуть на юг привела к тому, что Драйбен вновь очутился в своем теле…
— Драйбен?
— Все в порядке. Рей. Прости, что побеспокоил. Ага, похоже, эта одежда предназначена нам. Выбирай, не стесняйся.