— Ну что ж, большая часть дел, которые я намерен был сделать тут, мною завершена. А что из этого выйдет, увидим через два дня, когда Туринхур попытается занять Золотой Трон, — проворчал солнцеподобный и, спрятав за пазуху "памятный список", протянул Сингону обе руки, благо опыт путешествия с каттаканами у него уже был и переносил он мгновенные перемещения значительно легче Фарра.
— Аллаан эт-Агайат пригласил меня и моих родичей провести этот день в подвале Золотого храма. Мы согласились и будем поблизости. Но, сам понимаешь, даже связавшись с тобой через тальбов, существенной помощи оказать не сможем. Рильгон совсем по-человечески развел руками, и Драйбен внезапно понял, что предводитель каттаканов здорово вымотался за последние ночи, а очередная попытка проникнуть в Логово отняла у него остатки сил.
— Вы сделали все, что могли. Теперь наш черед. И… спасибо вам за Кердина, с ним мы будем чувствовать себя увереннее.
— Кэриса благодари, — буркнул Рингволд. — Он растолковал про пещеру, в которой отшельник аррантский хоронится.
— Может, все же перенесем эту… затею на следующую ночь? — без особой надежды предложил Сингон. — К тому времени мы сил поднаберемся, да и вообще…
— Нет. Это они верно надумали при свете дня за Цурсога взяться. Пусть помогут вам ваши Боги, сколько их ни есть. И поможет вера в их всемогущество. Нынче ничья помощь не будет лишней. — Рильгон отвесил общий поклон и двинулся в глубину храма. За ним потянулись каттаканы, а из-за алтарного возвышения, повинуясь знаку Кэриса, шестеро воинов Священной Стражи вытащили клетку, в которой содержался Цурсог.
Над устройством клетки потрудились каттаканы, и выглядела она весьма необычно. К четырем вертикальным ребрам ее были прикреплены четыре меча, хранившиеся некогда в Оружейном зале шадского дворца в Мельсине, а стороны между ними были затянуты неким подобием серебряной паутины. Что и говорить странная была клетка, но и заключенный в нее Цурсог мало походил на человека. На кожаных подушках громоздилась массивная туша с размытыми очертаниями. Нечто желеобразное, постоянно сотрясаемое внутренними спазмами, пронизанное то гаснущими, то разгорающимися искрами, — заключенная в переродившемся теле мергейтского ная частица Подгорного Властелина ни на миг не оставляла стараний вырваться из магической западни. Попытки добраться до Подгорного Повелителя через это преображенное существо до сих пор не увенчались успехом, однако поданная Фейран мысль прибегнуть к помощи Небесных Самоцветов пришлась по душе не только Драйбену и Кэрису, но и тальбам и каттаканам, ибо они улавливали внутреннюю связь между Чужаком и наконечниками Небесных Стрел, которые должны были когда-то давным-давно уничтожить его.
Странную процессию, вышедшую ранним утром из ворот Золотого храма и направившуюся к Священному Дому, в коем заключены были Небесные Самоцветы, возглавлял сам Аллаан эт-Агайат. Мудрейший Наставник распорядился, чтобы на площади перед Священным Домом не было ни одного паломника, и потому ни у кого, кроме преданных ему халиттов, не возникло вопроса, как попали в Золотой храм люди, со всех сторон окружившие затянутую серебряной паутиной клетку, люди, не въезжавшие в Раддаи, ибо не приметить их среди прочих паломников было бы мудрено. Халитты же, если и были изумлены, ни словом, ни жестом, ни взглядом не позволили себе выразить удивление, а Драйбену, Асверии, Мадьоку, Даманхуру, Кэрису, Фарру, Кердину, Рею и полудюжине тальбов, возглавляемых Тииром, было решительно не до того, чтобы думать о переживаниях Священной стражи. Если затея их удастся, то Аллаан найдет что сказать халиттам, ежели нет, то совершенно все равно, какие слухи поползут по Белому городу о чудном паломничестве.
Приблизившись к высокому четырехугольному строению, сложенному из серо-желтого песчаника, Аллаан опустился на колени, испрашивая у Богини Милосердной позволения войти в Священный Дом. Самый почитаемый в Раддаи храм не имел ни окон, ни дверей, и легенды гласили, что ни один иноверец не может войти в него, тогда как истинно верующий и чистый духом без труда проходит сквозь стены, сработанные из самого обыкновенного камня. Сейчас же проникнуть в святилище предстояло не только тальбам и дайне — проходившему, впрочем, уже однажды этим путем, — к подножию постаментов, на которых высились Небесные Самоцветы, надобно было пронести еще и клетку с существом, являвшимся врагом всего живущего в этом мире, и эт-Агайат совсем не был уверен, что даже самая искренняя его молитва сделает стены Священного Дома проницаемыми для него.
И все же, если верить Драйбену, Асверии и Кэрису, это был единственный шанс покончить с покровителем мергейтов. Потому что если уж Небесные Самоцветы окажутся бессильны, то останется предположить, что либо Чужак, прилетевший сюда в Камне-с-Небес, сильнее Богини, либо отступилась Она от своих чад…
Закончив молитву, эт-Агайат, не оглядываясь, шагнул к стене Священного Дома, и она беспрепятственно пропустила его. За ним последовала Асверия и Фарр, с некоторой опаской приблизился к каменной кладке Драйбен: он еще помнил, как в первый раз едва не застрял в ней, хотя, следуя за Вожаком Звериной Напасти, прошел сквозь стену, даже не заметив этого. Стена и теперь пропустила его, а затем Аллаан и Фарр одновременно вскрикнули, видя, как из желто-серых блоков песчаника выплывает передняя сторона клетки с Цурсогом. Вслед за клеткой появились Кердин и Рей, даром что были аррантами и поклонялись Богам Небесной Горы. Тальбы, как и предсказывал Кэрис, вошли в Священный Дом безо всяких приключений, но помогла ли тут молитва Мудрейшего Наставника или же стены святилища действительно охраняли Небесные Самоцветы только от людей, оставалось лишь гадать.
— Фарр, тебе уже доводилось иметь дело с осколком Небесного Самоцвета. Не подскажешь ли, куда нам поместить клетку? — обратился вельх к юноше.
— Пока Небесные Самоцветы не разбужены, толку от них будет мало, пробормотал Драйбен, с надеждой поглядывая на тальбов, с любопытством рассматривавших установленные на невысоком мраморном подиуме серебряные ладони, в каждой из коих покоилось по удлиненному камню, похожему на гигантский наконечник копья.
— Вряд ли кто-нибудь из нас сможет оживить скрытую в них Силу, задумчиво покачал головой Тиир, и тонкие черты изменчивого лица предводителя тальбов затвердели, как будто слух его уловил пение зовущей в атаку трубы. — Я чувствую присутствие могущественной магии, но она так же чужда мне, как сила Подгорного Властелина.
Поймав взгляд Аллаана, Фарр сделал шаг к серебряным ладоням, каждая из которых имела около шести локтей в длину. Произнес краткую молитву и потянулся к ближайшему Небесному Самоцвету. Коснулся его основания кончиками пальцев и тотчас отдернул руку. Свет и боль пронзили его, ослепив, обездвижив и явив на мгновение уже виденную им однажды красочную картину, отображавшую пестрый, причудливый и величественный ковер Мироздания. Да-да, нечто подобное уже было в храме Шехдада, когда он коснулся осколка Небесного Самоцвета…
Эт-Агайат почти не удивился, заметив, как робкий, старавшийся не привлекать к себе внимания окружавших его высокопоставленных особ юноша вздрогнул, прикоснувшись к основанию одного из Небесных Самоцветов, и, отстранив оказавшегося у него на пути тальба, легко вспрыгнул на серебряную ладонь. Старец не увидел, но почувствовал, как что-то изменилось в атт-Кадире, услышавшем Голос Матери Всего Сущего. Ему уже не раз доводилось наблюдать, как менялись люди, ощутив Божественное дыхание, и жестом остановил халиттов, рванувшихся остановить святотатца.
А Фарр между тем, скользнув по серебряной ладони, оказался между Небесными Самоцветами и, вытянув руки в стороны, прижал ладони к их оплавленным бокам. И в тот же миг камни, похожие на невиданных размеров мутные желто-белые топазы, в глубине которых змеились темно-зеленые прожилки и искрились крохотные кристаллики, вспыхнули ярким и ясным холодным, как зимнее солнце, огнем.