— Я все, что осталось от воспоминаний Валдиса, я владею силой, которая предназначалась ему с момента его рождения. Если люди считают силу мадонея проявлением божественной силы, это проистекает только из их ограниченности и слепоты.
Еще один круг.
— А этот пленник, которого ты боялся… этот Безымянный бог… ты называешь его отцом… — Он шагнул влево и нанес еще один могучий удар.
Я парировал его. Он отлетел назад, ударившись спиной о стену. Ему на голову обрушилась небольшая лавина грязного снега.
— Когда-то мой отец был самым могущественным из мадонеев, — ответил я. — Он и меня сделал мадонеем, даровав мне свою силу…
— …и свою ненависть к людям, о которой ты мне рассказывал. — Он утер лицо рукавом и выплюнул снег изо рта, не расслабляясь ни на минуту.
— У меня нет ненависти к людям. Мне они безразличны. Я освобожден от их слабостей и могу верно судить обо всем. — Я обрушил на него серию молниеносных ударов, оставив не меньше десяти ран.
Но он не сдавался. Принц отбивал мои атаки, пока мы снова не разошлись.
— Нет, тебе есть до них дело… твоя жалость всегда была сильнее твоего меча. Разве ты не помнишь? Фиона может рассказать тебе. И Блез. — Он обвел мечом окружающее нас пространство. — Когда-то в этом самом месте ты спас от моего гнева целый квартал Кафарны. Ты все время наблюдал за мной, и с того дня я стал глядеть на мир глазами раба. Я ненавидел тебя за то, что ты сделал со мной.
Я посмотрел на обшарпанные постройки и старые мастерские вокруг нас. Да, я узнал это место. Дерзийские дворяне хотели сжечь эту часть города, чтобы построить здесь дворец. Александр не разрешил им. В тот день на этой самой улице принц приказал слуге дать мне плащ и башмаки, увидев, как я дрожу от холода.
На какой-то миг мне показалось, что я не заметил его движения и он успел всадить мне в лоб кинжал. Но это был не кинжал. Почему в последние дни у меня так резко начинает болеть голова? Неужели принц и эта женщина принесли с собой какое-то заклятие против меня? Чушь. В людях нет силы. Я постарался собраться.
— Неужели ты пытаешься отвлечь меня, говоря о чувствах, принц? Вспомни, у меня их больше нет.
Преодолев минутную слабость, я сделал выпад, выбил у него из руки кинжал правой ногой и сам приставил нож к его груди. Он выругался, почувствовав укол, кровавое пятно расползлось по его рубахе. Улыбнувшись, я отскочил назад. Принц опять бросился на меня. Я отбил яростный удар и в который раз побежал. Мы бились уже два часа, но я чувствовал себя свежим, словно мы только что начали.
Я вел его по улицам и вновь через мост, вверх, к дворцу, в котором я был рабом, а потом вновь на городской рынок. В призрачном городе царила тишина, нарушаемая только звоном железа, плеском воды в реке и слабыми порывами ветра. Я начал припоминать его любимые приемы. Он мог бы ударить меня по ногам, это был его любимый удар, или попытаться поразить меня в шею или плечо, разумно, но слишком предсказуемо. Наверное, он слишком устал и плохо соображает. Я вынудил принца двинуться за мной и оставил еще одну кровавую полосу на его рукаве. Он походил на ярмарочного шута в своей разодранной рубахе, покрытой алыми пятнами. Кровь ручьем текла из раны на груди, глубокого пореза на ноге и еще одной раны в предплечье.
Новая серия ударов и новая пробежка по улицам. Принц гнал меня назад на главный рынок Кафарны, мимо пустых прилавков, где торговали горшечники, расшвыривая на ходу столы и смахивая на промерзшие булыжники раскрашенные плошки, которые разбивались вдребезги. Я отбежал в центр площади, причмокивая, как причмокивает погонщик, зовя за собой волов, и наткнулся на препятствие, каменный постамент. Я попытался обойти доходящий мне до плеча мраморный пьедестал, но путь преградила телега с бревнами и досками. Прежде чем я выбрался из неожиданного тупика, Александр снова напал на меня.
— Зачем ты выбрал именно Кафарну? — с усилием замахиваясь, спросил он. Наконец-то принц по-настоящему устал. И при этом все еще продолжает глупо упорствовать. Он отбил в сторону мой меч и подскочил ко мне, целясь кинжалом мне в сердце. Мы вцепились друг в друга, слились в комок крепких мышц, потной кожи и острой стали. Даже истекающий кровью и утомленный долгим боем, он был силен, словно горный медведь. — О боги, Сейонн, где ты?! Я не хочу этого!
Левой рукой принц прижал мою правую руку к бревнам у меня над головой, и на какой-то миг я ощутил беспомощность, но потом собрался с силами и отшвырнул его в сторону. Я мадоней. Ни один человек не может меня превзойти. Когда он ударился спиной о телегу с лесом, я выбил у него меч. Он улетел под телегу. Я отскочил на несколько шагов, дразня его и призывая догонять меня. Принц не осмелился повернуться ко мне спиной, чтобы поднять меч. На какой-то миг он привалился к телеге, упираясь руками в колени и тяжело дыша. Мои руки стали скользкими от его крови. Скоро я прикончу его. Уже скоро.
Я дал ему отдышаться. Нет необходимости ускорять события. Спешить некуда. Пока он приходил в себя, я поднял голову и увидел статую на мраморном постаменте. Умирающий дерзийский воин, лежащий рядом с побежденным им чудовищем, которое называли гирбестом. На эту самую статую в настоящей Кафарне эззарийцы наложили заклятие, позволившее нам двоим найти их тайное убежище. У ног умирающего воина мы с принцем начали путешествие…
Я посмотрел на свои окровавленные руки. Резкая боль снова пронзила мой мозг, словно кусок раскаленного железа, прижатого к щеке. Все шрамы с моего тела исчезли, кроме этого… о боги… этот шрам…
…бег по зимнему лесу… дымящееся озеро и седовласый старик с посохом… похожее на льва животное мчится через лес, оно чует кровь… факелы горят в ночи… разорванные кандалы валяются на траве… цитадель посреди пустоты… дающий жизнь фонтан радости и света…