— Благодарю вас, герцогиня.
Она начала — и нарисовала передо мною картину ее старой дружбы с лэди Гильдой и ужасного бедствия, обрушившегося на последнюю после ее побега с Бобби Бультилем.
— Это был одни из случаев той безумной любви, которая, как кажется, к счастию, умерла в современном свете, хотя, правду, я не встречала никого, более обаятельного, чем «красавец Бультиль». Я всегда так любила бедную Гильду и это милое маленькое дитя — ведь никто не мог бы возложить на них ответственность за это преступление. Она родилась здесь — в этой самом доме — в своей беде бедная Гильда обратилась ко мне, а я, как раз, сама была в трауре по своем муже, дом был так велик и все это могло пройти здесь спокойно.
Я наклонился и поцеловал руку герцогини — она продолжала:
— Алатея моя крестница — одно из моих имен Алатея. Все эти первые годы бедняжка обожала своего отца. Они много странствовали и бывали в Париже только наездами, и каждый раз, когда они появлялись, они был немного беднее и озабоченнее. А затем, после долгого промежутка, я услышала, что в Ницце родились эти двое несчастных, маленьких вырожденцев, когда моя бедная Гильда была уже только комком нервов и разочарований. Тогда Алатее было одиннадцать. Когда ей было двенадцать лет, она случайно узнала о преступлении отца. До этого, несмотря на всю их бедность, она была самым веселым и милым ребенком, но с этого момента ее характер изменился. Можно было подумать, что это разрушило что-то в ее душе. Она взялась за свое образование, решила стать секретаршей, развивала себя и работала, работала, работала. Она обожает мать и безгранично возмущается отношением к ней своего отца.
— Должно быть, у нее всегда был удивительный характер.
— О, да. — Герцогиня замолчала на минуту, а затем продолжала:
— Замечательный характер — по мере того, как Бобби опускался, а Гильда становилась все болезненнее и несчастнее, этот ребенок креп и содержал их всех — со времени объявления войны, они жили почти только на ее заработки, у отца совсем нет совести и он невыразимый эгоист. Его деньги уходили только на его личные нужды, а Алатее приходилось добавлять недостающее к несчастным двум, трем тысячам франков в год, которые имела ее мать А теперь это животное опять вело нечистую игру, и в своей беде бедная Гильда обратилась ко мне, а я, вспомнив твои слова, Николай, призвала на помощь тебя. Было бы слишком жестоко, если бы доброй женщине снова пришлось страдать. Гильда взяла деньги и передала их своему подлецу-мужу — в тот же вечер дело было улажено. Алатея ничего не знает об этом.
Меня осенил свет. Очевидно великолепный Бобби играл на чувствах как жены, так и дочери.
— Герцогиня, не скажете ли вы мне теперь причину, по которой вы не хотели, чтобы я знал, кто такая «мисс Шарп» и не хотели помочь мне.
Герцогиня веером заслонила свои глаза от огня, находившегося с моей стороны, так, что я не мог видеть ее лица, но ее голос изменился.
— Однажды я была очень удивлена, найдя ее в твоей квартире, я не знала, у кого она работает и, скажу тебе честно, Николай, была не очень-то довольна этим… потому, что… потому, что приходится слышать о существовании твоем и твоих друзей. Я боялась, что твой интерес к секретарше может быть того же свойства… того же рода, что к ним, и мне было очень неприятно, что моя крестница может подвергаться подобному риску. Конечно, когда барышни из общества служат, они могут попасть в подобное положение и им приходится считаться с такими затруднениями. Насколько только я могла, я хотела защитить ее.
Внезапно я увидел и понял, каков был я и какую порочную жизнь я вел, настолько порочную, что даже моя старая приятельница не могла положиться на мое рыцарство — я преисполнился презрения к слабой, дешевой чести этого света и к его лицемерию. Я не мог даже вознегодовать на герцогиню, которая судила обо мне с этой точки зрения. Она была права, но я сказал ей, что в Англии мужчины иначе смотрят на подобные вещи, так как там женщины всех классов работают и пользуются уважением, а мысль о том, чтобы поухаживать за секретаршей никогда не могла бы придти мне в голову. Желание иметь своей компаньонкой Алатею возникло благодаря ее уму и достоинству.
— Хорошо, что ты англичанин, Николай. Ни один француз, принадлежащий к хорошей семье, не мог бы жениться на дочери человека, сплутовавшего в карточной игре.
— Даже, если бы девушка была подобна Алатее?
— Только потому?… Нет, сын мой, кроме наших традиций и имен, у нас мало что осталось, и эти вещи имеют для нас большое значение. Нет… сказать откровенно, если бы ты был моим сыном, я не допустила бы этого союза.
Значит, я был прав, предполагая, каково могло было бы быть направление ума моего старого друга.
— Но, тем не менее, вы довольны, герцогиня? — умоляюще спросил я.
— По-моему, это невозможно и я бы этого не поощряла, но так как это состоявшийся уже факт, то я пожелаю моей дорогой Алатее и тебе, милый мальчик, действительного счастья.
Я снова взял и поцеловал ее руку.
— В Англии не задают вопросов, в особенности в военное время, не правда ли? Она может быть просто «Шарп», а не Бультиль, тогда это пройдет. Что касается самой девушки, ты нашел редкую драгоценность, Николай, — самоотверженная, преданная, правдивая, но с дьявольской волей. Ты, пожалуй, не сможешь вертеть ею, как тебе будет угодно, если ее идеи, в данном случае, будут противоположны твоим.
— Герцогиня — в данном случае, мы в особенном положении — Алатея выходит за меня замуж только для того, чтобы обеспечить свою семью, а я женюсь, чтобы иметь секретаршу, не подвергаясь скандалу — между нами нет и речи о любви и мы не собираемся быть мужем и женой на самом деле.
Герцогиня уронила свой веер, ее умные глаза лукаво блеснули.
— Вот те на! — сказала она — и никогда в это восхитительное восклицание не было вложено так много смысла. — И ты, действительно, веришь в это, Николай? Алатея очень красивая девушка, когда она одета, как следует.
— И без очков.
— Совершенно верно, без очков, которые, как я слышала, прикрывают ее прекрасные глаза в твоем присутствии.
— На таких условиях я предложил ей замужество со мною — и только на этих условиях она приняла мое предложение.
Герцогиня рассмеялась.
— Хорошенький роман! Ну что же, сын мой, желаю тебе счастья.
— Герцогиня, — и я наклонился вперед, — вы правда думаете, что я могу заставить ее полюбить меня? Не слишком ли я ужасен? Есть ли у меня шансы?
Ее лицо сияло добротой, когда она погладила мою руку.
— Ну конечно же, глупый мальчик, — и перейдя на французский язык, она восторженно заговорила, что я еще очень красив — то есть, то, что оставалось от меня, — а когда лечение будет закончено, буду выглядеть так же, как и раньше.
— Ты так высок и строен, Николай; с такими густыми волосами и, что лучше всего, с видом такого джентльмэна. Да, да, не беспокойся, женщины всегда будут любить тебя, и без ноги и без глаза.
— Не говорите ей, что я люблю ее, герцогиня, — попросил я. — Нам нужно узнать друг о друге еще многое. Она совсем не выйдет за меня, если не будет уверена, что сделка равноценна с обеих сторон.
Герцогиня согласилась с этим.
— Она исполнит все, что бы не обещала, не могу сказать только, почему уж она не любит тебя.
— Я не нравлюсь ей, она думает, что я бездельник, да, по всей вероятности, так оно и есть, но я исправлюсь, а в будущем, может быть, переменится и она.
Перед уходом я сговорился, что герцогиня подобающим образом примет мою жену, причем ее обществу будет известно только, что я женился на англичанке «мисс Шарп».
Я не слышал более ничего о своей невесте до следующего утра, когда она позвонила по телефону. Желал ли я, чтобы она пришла сегодня?
Буртон ответил, что я надеюсь видеть ее около одиннадцати утра.