Она часто старается улучшить мое настроение разной ерундой и постоянно отчитывает меня за то, что я позволяю себе разочаровываться в жизни. Ее угрозы, конечно, имеют на меня минимальное воздействие, хотя я и ценю то, что она нашла время, чтобы высказать их. Иногда я жалею о том каменном грузе, который я несу, но мне кажется, она понимает.
Мы связаны нашей любовью и уважением к двум необычным женщинам, и это прощает недостатки.
Я получила другое такое письмо - совсем маленькое, правда - от нее сегодня, и содержимое, хотя ни в коем случае не исключительное, вызвало болезненные воспоминания. Но, возможно, эта поездка в прошлое поможет хоть немного освободиться от демонов боли и вины, которые все еще изводят меня.
В конверт была вложена фотография заходящего над каким-то тропическим раем или чем-то вроде этого солнца. Я полагаю, это действительно красиво, если вы умеете наслаждаться подобными вещами. Фотография была завернута в маленький кусочек неровно оборванной бумаги, содержащей билет на самолет и два слова.
Маленькие слова. Совсем простые. Ничего не значащие по отдельности, но, соединенные вместе, они способны вновь разжечь пламя надежды, слабо танцующей в сердце, уставшем от жизни.
Возможно, моя вера в них - это просто глупая слабость. Но даже если так, я с гордостью буду носить звание дурака и прокляну всех, кто думает иначе.
Билет на остров Бонэйр, где-то на юге Карибского моря. Я представила, что этот остров один из тех, что запечатлены на фотографии, зажатой в моей руке.
Слова?
Их просто написать, даже больной рукой.
Но они достаточно неожиданны для того, чтобы я нарушила свой долгий обет молчания и выкрикнула их во всю силу своих легких.
Возвращайся домой.
ЭПИЛОГ
Я сижу на теплом сухом песке, ствол высокой величественной пальмы исполняет роль безропотной спинки, поскольку я записываю свои мысли на простой бумаге. Край соломенной шляпы защищает мои глаза от лучей низкого заходящего солнца, которое самым замечательным образом согревает мое обнаженное тело.
Бриз такой же теплый и несет с собой вездесущий аромат моря. Наверху кружат морские птицы, время от времени ныряющие за своим обедом на фоне сверкающего калейдоскопом цветов неба, пока солнце играет на поверхности океана, окрашивая его в розовые и золотые тона.
Я потягиваюсь, довольная тем, что мускулы отвечают мне быстро и без боли. Моя сломанная рука, последствие нашего столкновения с мчащимся грузовиком, полностью зажила, и я близка к тому, чтобы впасть в экстаз от того, что снова могу писать.
Я слышу какой-то звук слева и поворачиваю голову, чтобы увидеть Корину, подходящую ко мне со стеклянным кувшином холодного чая и двумя большими бокалами. Ее красочная накидка трепещет на ветру, и я даже не тружусь скрыть смех, поскольку ее шляпа, практически аналогичная моей, слетает с ее головы, как новая разновидность бескрылой птицы.
Она хмурится, но недолго, потому что усмешка, ставшая ее постоянным спутником, снова появляется на ее лице.
Серая болезненная бледность кожи, с которой она приехала сюда, исчезла. Пропала также и неестественная прямота тела, вызванная возрастом и немощью. Она расцвела и выглядит на половину своего возраста, будто на Бонэйре есть мифический Фонтан Молодости, и она отпила из него хороший глоток.
Вина, страдание и слезы, мучавшие нас в нашу первую встречу, теперь тоже принадлежат прошлому. Она понимает, почему события потеряли свое первоначальное значение, и принимает то, что нам необходимо было продолжить шараду из наших смертей, пока мы не получили окончательное прощение. Она также говорит, что понимает, почему мы выбрали место столь далекое, для того, чтобы назвать его домом, и у меня нет причин, чтобы не верить ей.
- Я полагаю, ты не хочешь сделать старой женщине одолжение и поискать мою шляпу?
Я снова смеюсь, встряхивая головой и принимая бокал с чаем, который она вручает мне.
- Завтра мы получим еще одну.
- Ты ведь знаешь, к завтрашнему дню я могу уже быть мертва, - отвечает она, опускаясь на песок рядом со мной.
- Ну, тогда она тебе тем более не будет нужна, - нахально отвечаю я.
- Нынешняя молодежь такая грубая, - замечает она тоном истинного мученика.
- Да, но ты все равно не обменяла бы меня на целый мир, - отзываюсь я, снимая собственную шляпу и водружая ее ей на голову.
Она чопорно поправляет ее прежде, чем чокнуться со мной. Мы сидим вместе в уютном молчании, пока солнце продолжает свое путешествие на запад.
Я вскидываю глаза и вижу неловкий полет фламинго, движущегося на юг к озеру с пресной водой, расположившемуся недалеко от нашего дома. Если бог есть, то он или она, несомненно, должен был обладать черным чувством юмора, чтобы создать такое существо.
- Мать Мария, пощади душу бедной грешницы.
Почти бездыханный шепот Корины отвлекает меня, и я поворачиваюсь к ней, чтобы увидеть ее широко распахнутые глаза и руку, прижатую к груди.
- Корина? - с тревогой спрашиваю я. - Что случилось?
Она не отвечает, продолжая смотреть на море.
Я медленно поворачиваю голову, и оказываюсь поражена тем же, что сразило наповал ее. Из воды, словно рожденная самим морем, выходит моя возлюбленная.
Маска и трубка зажаты в одной ее руке, ласты в другой, и единственное ее одеяние - это глубокий загар и морские водоросли, скользящие вниз по ее великолепному телу среди переливающихся капелек мерцающего огня. Озаренная солнцем, она - само воплощение красоты. Дикая, неприрученная и столь же свободная, как море позади нее.
Я вскакиваю на ноги прежде, чем мой разум понимает намерения моего тела, и лечу по песку быстрее, чем когда-либо бегала раньше.
Она бросает принадлежности для ныряния и протягивает руки навстречу, когда я прыгаю на нее. С радостным вскриком, она снова и снова кружит меня, и наш смех сливается с шумом моря.
Потом она опускает меня, и я, затаив дыхание, изучаю ее глаза точно такого цвета, как вода позади нас. Столь красивые, чистые, свободные и наполненные радостью жизни. Черные тени больше не портят их древней глубины; вина не заглушает их блестящий оттенок.
В них я вижу ее душу, это - мир, любовь, радость, и это так красиво.
Ее зубы сверкают белизной на фоне ровно загорелого лица, когда она открыто улыбается мне, так похожая на юную девочку с фотографии, которой я очень дорожу, излучая невинность, столь безжалостно отнятую у нее однажды. Ее тело теплое, гибкое, сильное, и мы скользим вместе по капелькам воды, все еще покрывающим ее кожу.
Наши губы встречаются без какого-либо предлога или предупреждения. У нее вкус моря, страсти и обещания.
Я отвечаю, и мои сердце и душа легко следуют за телом, объединенным с ее.
Поцелуй оставляет нас обеих бездыханными, когда мы, наконец, отстраняемся, и наши улыбки способны разорвать наши лица.
- Я люблю тебя, Морган Стил.
- И я люблю тебя, Тайлер Мур, - влажная ладонь нежно касается моей щеки, а большой палец пробегает по губам: - Мой Ангел.
Все еще в объятиях друг друга, мы слегка поворачиваемся так, чтобы видеть море, и я кладу голову на ее грудь, в то время как последний луч солнца скользит по позолоченному океану, погружая его в огонь.
Наше путешествие было длинным, наполненным опасностью, страданиями и тоской. Но в конце концов, мы обе нашли то, что так долго искали.
Любовь.
Мир.
Свободу.
Радость.
И, даже стоя на краю пропасти, у входа в эту новую жизнь, которую мы выиграли, я знаю, что, несмотря на трудности и горе, я была и всегда буду самой счастливой женщиной на земле.
Ангел.
Конец.