Как-то в феврале после очередного четвергового собрания мы с братьями возвращались домой, раскрасневшиеся от катания на санках (преподобный Джейкобс установил на горке электрические фонари), распевая во все горло “Я — Генрих Восьмой”. Помню, Энди и Кон были в особенно смешливом настроении. Они принесли наши салазки и усадили Морри на подушку впереди. Он бесстрашно возвышался на ней, как носовое украшение корабля.
— Вам нравится ходить на эти собрания, верно? — спросил отец. Мне показалось, что в его голосе звучало легкое удивление.
— Да! — ответил я. — У нас сегодня была где-то тысяча вопросов по Библии, а потом мы катались на санках! Миссис Джейкобс тоже с нами каталась, только она все время падала.
Я засмеялся, и он посмеялся вместе со мной.
— Это здорово, но ты там чему-нибудь учишься, Джейми?
— Воля человека должна быть продолжением воли Господа, — повторил я сегодняшний урок, как попугай. — А еще, если соединить проводом положительный и отрицательный полюса батареи, будет короткое замыкание.
— Верно, — согласился отец, — поэтому надо быть очень осторожным, когда «прикуриваешь» двигатель. Но я не вижу, какая тут связь с христианством.
— Это про то, что если делаешь что-то плохое, потому что думаешь, что от этого получится что-то хорошее, то ничего не выйдет.
— А! — Отец взял последний номер «Машины и водителя» с крутым «Ягуаром» на обложке. — Знаешь, как говорят, Джейми: дорога в ад вымощена благими намерениями.
Секунду подумав, он добавил:
— И освещена электрическими фонарями.
Он рассмеялся, и я присоединился к нему, хотя и не понял шутки. Если, конечно, это была шутка.
Энди и Кон дружили с братьями Фергюсонами, Нормом и Хэлом. Мы их называли городскими, то бишь нездешними. Фергюсоны жили в Бостоне, поэтому общение с ними обычно ограничивалось летними каникулами. У семьи был коттедж на Обзорном озере, где-то в миле от нашего дома. Познакомились две пары братьев в летней библейской школе, на еще одном церковном мероприятии.
У Фергюсонов был семейный абонемент в загородном клубе «Козья гора». Иногда они заезжали за Коном и Энди на своем универсале и отвозили их поплавать в тамошнем бассейне и пообедать. Бассейн, по словам моих братьев, был в тысячу раз лучше пруда Гарри. Ни Терри, ни мне не было до этого никакого дела — нам с друзьями вполне хватало местного лягушатника, а вот Клер сгорала от зависти. Очень уж ей хотелось посмотреть, «как живут другие».
— Живут, как все, золотце, — сказала ей как-то мама. — Тот, кто сказал, что богачи — не такие, как мы с тобой, ошибался.
Клер, прогонявшая белье через выжималку нашей древней стиральной машины, скорчила гримаску.
— Вот уж вряд ли, — ответила она.
— Энди говорит, что в бассейне девочки плавают в бикини, — вставил я.
Мама фыркнула.
— Тогда уж пускай в исподнем плавают.
— А мне бы хотелось иметь бикини, — сказала Клер. Видимо, это была одна из провокаций, которые так любят семнадцатилетние девушки.
Мама ткнула в нее пальцем с покрытым пеной и коротко подстриженным ногтем.
— Именно так, дорогая моя, девочки и беременеют.
Эту подачу Клер отбила мастерски.
— Тогда, может, тебе не стоит отпускать туда Энди с Коном, чтобы девочки не забеременели от них.
— Цыц, — сказала мама и покосилась на меня. — У маленьких кувшинов большие уши.
А то я не знал, как беременеют девочки! Секс. Мальчики ложатся сверху на девочек, и трутся о них, пока им не становится хорошо. А когда это происходит, из их краников выливается некая жидкость под названием конча. Она впитывается в живот девочки, а через девять месяцев приходит время пеленок и колясок.
Родители не перестали отпускать Кона и Энди в клуб пару раз в неделю, несмотря на завистливое ворчание моей сестрицы. Когда в 1965-м Фергюсоны приехали на февральские каникулы и пригласили моих братьев покататься на лыжах, родители тут же их отпустили. На крыше универсала потрепанные лыжи Кона и Энди присоединились к новеньким и блестящим лыжам Фергюсонов.