— Кон, а теперь скажи: «Моя блоха купила петуха». Но если заболит горло, сразу же остановись.
— Моя блоха, — сказал Кон своим странным царапающим слух голосом, — купила петуха.
И добавил:
— Мне надо сплюнуть.
— У тебя болит горло?
— Нет, просто надо сплюнуть.
Клер открыла дверь сарая. Кон высунулся наружу, прочистил горло с неприятно металлическим звуком, похожим на скрип ржавых петель, и выхаркнул ком размером с дверную ручку, как мне показалось. Он снова повернулся к нам, растирая горло рукой.
— Моя блоха…
Голос у него по-прежнему не был похож на Кона, которого я знал, но слова звучали отчетливее и как-то более по-человечески. Слезы выступили у него на глазах и покатились по щекам.
— …купила петуха.
— На сегодня хватит, — сказал Джейкобс. — Мы зайдем в дом, и ты выпьешь стакан воды. Большой стакан. Тебе надо много пить. Сегодня и завтра. Пока голос снова не зазвучит нормально. Хорошо?
— Да.
— Когда придешь домой, можешь поздороваться с родителями. Но потом отправляйся прямиком в свою комнату, встань на колени и поблагодари Бога за то, что он вернул тебе голос. Хорошо?
Кон яростно закивал. Он плакал все сильнее, и не он один. Мы с Клер тоже заливались слезами. Только у преподобного Джейкобса глаза были сухие. Наверно, он был слишком потрясен, чтобы заплакать.
Не удивилась только Пэтси. Когда мы вошли в дом, она только сжала плечо Кона и сказала будничным тоном:
— Вот и умница.
Морри обнял моего брата, а Кон так стиснул его в ответ, что у малыша выпучились глаза. Пэтси налила в стакан воды из-под крана, и Кон выпил все до дна. Когда он благодарил ее, его голос звучал почти как раньше.
— Не за что, Кон. Морри давно пора спать, а вам уже время идти домой.
Взяв Морри за руку и направившись с ним к лестнице, она добавила, не оборачиваясь:
— Наверно, ваши родители очень обрадуются.
Это было преуменьшение столетия.
Родители молча сидели в гостиной и смотрели сериал «Вирджинец». Несмотря на всю мою радость и возбуждение, я почувствовал, что холодок между ними никуда не делся. Наверху, как обычно, топтались и переругивались Энди с Терри. Вязавшая плед мама наклонилась к корзинке с пряжей, чтобы распутать нитку, когда Кон сказал:
— Привет, мам. Привет, пап.
Отец воззрился на него, открыв рот. Мама замерла с одной рукой в корзинке, а другой придерживая спицы. Она медленно подняла голову.
— Что?… – пробормотала она.
— Привет, — повторил Кон.
Мама вскрикнула. Она пулей вылетела из кресла, сбив по пути корзинку с пряжей, подбежала к Кону и схватила его за плечи. Обычно она так делала, когда хотела встряхнуть кого-нибудь из малышей за какую-то провинность. В тот вечер никто никого не тряс. Обливаясь слезами, мама крепко обняла Кона. Я слышал, как по лестнице со второго этажа несутся Энди и Терри. Хотели узнать, что стряслось.
— Скажи еще что-нибудь, — воскликнула мама. — Скажи еще что-нибудь, а то я подумаю, что мне померещилось!
— Ему нельзя… — начала было Клер, но Кон ее прервал. Ведь теперь он мог это сделать.
— Я люблю тебя, мама, — сказал он. — Я люблю тебя, папа.
Отец взял Кона за плечи и присмотрелся к его горлу, но смотреть было особо не на что: красная отметина исчезла.
— Слава Богу, — сказал он. — Слава Богу, сынок.
Мы с Клер переглянулись, и опять слова нам не понадобились: преподобный Джейкобс тоже заслужил благодарность.
Мы объяснили, что Кону пока нужно поберечь горло, а когда сказали про воду, Энди пошел на кухню и вернулся с папиной шуточной кофейной кружищей с канадским флагом и надписью «1 имперский галлон кофеина». Пока Кон пил, мы с Клер наперебой рассказали о наших приключениях. Пару раз в историю вклинивался Кон. Он рассказал про покалывания, которые почувствовал, когда преподобный включил ремень. И каждый раз Клер отчитывала Кона за разговоры.
— Поверить не могу, — снова и снова повторяла мама. Она не могла отвести от Кона взгляд. Несколько раз она его хватала и крепко обнимала, словно боясь, что тот отрастит ангельские крылья и улетит.
— Если бы за обогрев его дома не платила церковь, — сказал отец, когда мы закончили, — преподобному Джейкобсу больше никогда бы не пришлось платить за топливо.