Всю свою жизнь я читал Писание — сначала на материнских коленях, потом в Братстве юных методистов, потом в школе богословия — и могу сказать вам, друзья, что нигде в Писании нет ответа на этот вопрос. Максимум, что может предложить Библия — тот самый кусок из послания к Коринфянам, где апостол Павел, в сущности, говорит: «Не стоит даже спрашивать, братия, потому что вы все равно ничего не поймете». Когда же Иов задал этот вопрос лично Богу, то получил еще более грубый ответ: «Где был ты, когда Я полагал основания земли?» Что в переводе на язык наших юных прихожан значит «Отвали, тупица».
В этот раз никто не засмеялся.
Он смотрел на нас, слабая улыбка блуждала в уголках его губ, а свет, пробивающийся в церковь сквозь витраж, рисовал на его левой щеке голубые и красные ромбы.
— В трудные времена религия призвана утешать нас. Господь наш жезл и наш посох, как утверждает Великий Псалом, и он будет с нами, когда придет пора этой неизбежной прогулки через Долину смертной тени; он будет поддерживать нас. Другой псалом уверяет, что Господь — наше пристанище и наша сила, хотя те, кто погиб в той оклахомской церкви, могли бы с этим поспорить — если бы им было чем говорить. А отец с сыновьями, утонувшие в попытке спасти свою собаку — интересовались ли они у Бога, что происходит? В чем дело? И отвечал ли он им, пока вода заливала их легкие и смерть туманила их разум: «Скажу через пару минут, ребята»?
Давайте скажем прямо, что имел в виду апостол Павел, когда говорил о тусклом стекле. Он имел в виду, что мы должны все принять на веру. Если наша вера будет сильна, мы попадем на небеса, и как только там окажемся, то все сразу поймем. Словно вся наша жизнь — какая-то шутка, а небеса — место, где нам наконец объяснят, в чем ее вселенская соль.
Теперь в церкви были слышны слабые женские всхлипы, а мужских недовольных голосов стало еще больше. Но даже тогда никто не встал, не попросил преподобного Джейкобса остановиться и прекратить богохульство. Все были еще слишком ошеломлены.
— Когда я устал читать обо всех этих бессмысленных и зачастую ужасно болезненных смертях невинных людей, то обратился к изучению различных ветвей христианства. Елки-палки, друзья, я и не подозревал, что их так много! Целая Башня догматов! Католики, епископалы, методисты, баптисты — общие и частные, англикане, лютеране, пресвитериане, унитарии, свидетели Иеговы, адвентисты Седьмого дня, квакеры, шейкеры, православные, древне-православные, силомиты — не стоит их забывать — и еще полсотни других.
Здесь, в Харлоу, у нас у всех спаренные телефонные линии, и мне кажется, что религия — это самая большая спаренная линия из всех. Только представьте, какую нагрузку она испытывает по утрам в воскресенье! И знаете, что я нахожу удивительным? Каждое религиозное течение, проповедующее учение Христа, считает, что только у него есть по-настоящему прямая связь со Всемогущим. Черт возьми, я даже не говорю о мусульманах, иудеях, теософах, буддистах и тех, кто поклоняется самой Америке — так же горячо, как в течение восьми или двенадцати кошмарных лет немцы поклонялись Гитлеру.
И вот тогда люди стали уходить. Сначала — несколько человек с задних рядов, склонив головы и сгорбив плечи (будто их только что отшлепали), потом все больше и больше. Преподобный Джейкобс, казалось, этого даже не замечал.
— Некоторые из этих сект и конфессий миролюбивы, но большая часть — самые успешные из них — стоят на крови, костях и предсмертных криках тех, кто имел наглость не разделять их божественные идеи. Римляне скармливали христиан львам; христиане четвертовали тех, кого считали еретиками, колдунами или ведьмами; Гитлер принес в жертву ложному богу расовой чистоты миллионы евреев. Миллионы людей были сожжены, застрелены, повешены, изувечены, отравлены, убиты током и разорваны на куски собаками… и все во имя Бога.
Моя мама к этому времени уже рыдала в голос, но я на нее не смотрел. Просто не мог. Меня словно парализовало. От ужаса, конечно, — в конце концов, мне было всего девять. Во мне нарождалось почти ликующее ощущение того, что мне, наконец, сказали правду. Все как есть, без прикрас. Отчасти я надеялся, что он замолчит, но в глубине души хотел продолжения, и мое второе желание сбылось.