SilverVolf
ВОЗРОЖДЕНИЕ
I
— Катенька, а ты любишь ходить босиком?
— Ну конечно, папочка, очень люблю. Разве вы не заметили?
Отец залюбовался дочерью. Какая стройная! Точеные голые ножки. Под платьем наверняка ничего нет.
— Дочка, — сказал отец, — иди-ка сюда. Как ты относишься к этой новой моде ходить без трусиков[1]?
Девушка зарделась.
— Папа, мне стыдно обсуждать с вами эти вопросы.
— Однако, дочь! Скажи: да или нет?
Девушка, немного стыдясь, приподняла подол платья. Под ним действительно ничего не было.
— Довольны, папаня?
— Катя, а ты играешь со своей писюшкой?
Девушка решительно опустила подол. Нет, папка просто невыносим! Этому дай, тому дай! Теперь еще и ему.
— Однако… э… объясни.
— Что?
— Ну. Это самое, ты дрочишь?
Катя вздохнула. Опять разврат.
— Да, папенька. Более того, скажу вам: мне это очень нравится.
— Катя, а не покажешь ли ты мне, как это делаешь?
— Что? — прикинулась дурочкой Катя.
— Онанируешь.
— Фу, папа! Да вы пошляк!
— Пошляк не пошляк, а очень люблю наблюдать. Вот Ксанка с Сашкой постоянно этим занимаются.
Что верно, то верно. Санечка постоянно заголяла письку, теребя клитор. Оксана, ходя всегда в похабной юбчонке, специально порвала внутренность карманов, дабы дрочить в любой момент. Для Кати же это было слишком радикальным решением. Придя домой, она разувалась, бродила по квартире, напевая какие-то песенки, и только потом, спустя полчаса или более, усаживалась в кресло перед зеркалом трюмо; не переставая напевать загадочно-психоделические мотивы тысяча девятьсот восьмидесятых, расставляла ножки и начинала любоваться своей голой, однако покрытой с некоторых интимных сторон весьма густыми черными кудряшками дырочкой. За этим как-то и застал ее отец, вследствие чего и вышел сей диалог.
— Катенька… Ну подрочи.
— Ох, папка! Вы шалун!
— Катя, ну разве ты не хочешь?
Девушка задумалась. Последний раз она дергала курок вчера. Никто на нее не смотрел.
— Ну ладно, папа. Так и быть. Подрочу уж. А вы, конечно, будете на меня смотреть?
— Да, моя онанисточка.
Катя призадумалась, сидя на табуретке и водя по полу обнаженными ногами. Похабная история, как ни крути. А, будь что будет!
— Но, папа, одно условие. Вы ведь маменьке ничего не скажете?
— Нет, конечно, моя милая. У нас, к сожалению, не античность, когда было можно все. Только Возрождение, конец пятнадцатого века. А мама ничего не узнает.
— Правда? — девушка стала переступать босыми ножками туда-сюда, в писюшке уже зудело.
— Знаешь, мы даже хотели назвать тебя иначе. Например, Франческа, — отец задумался, словно пробуя это имя на вкус. — Так нет же, мать любит непонятные русские имена. Наверно, Катя, сие как-то повлияло на тебя — иначе ты бы не дрочила? А может, я не прав?
Катерина была вынуждена согласиться с отцом. Возрождение там, или как — а пизденушка требовала своего. И требовала настойчиво.
— А скажи, милая, не ты ли позировала тому чуваку из Да Винчи?
— Что вы, папа! Честно говоря, был разговор… Он предлагал деньги. Пятнадцать флоринов.
— Пятнадцать флоринов?!
— Да, клянусь честью. Пятнадцать и не сантимом меньше.
— Буею, — сказал старый мастер и скинул тапки. — Короче. Впереди шестнадцатый, потом семнадцатый век — там эти голландцы наваляют так, что слабо не покажется. Чую, Рембрандт этот чой-то соорудит. Да хватит, достало. Лучше я буду пялиться в камин. Тот же телевизор. Что меняется? Ничего не меняется.
Отец бурчал; его воркотня становилась все интимнее, а Кате хотелось все больше мастурбировать, уже без взгляда отца. Она была возбуждена. Бестыдно задрав платье (маменьки ведь не было), девушка по-быстрому подрочила. Оргазм не заставил себя долго ждать. Папа, согретый огнем камина, счастливо посапывал.
Катя любовалась отцом. Ух, и какой же у тебя, надо думать, член. Ебет он им маменьку. А не всем понять. Эх. Такую бы залупу да мне. Наверняка шарообразная головка неплохо бы ввинтилась в мое влагалище. О, это было бы приятно. Папа уснул — жаль.
Впрочем…
Потрескивание дров настроило деваху на лирический лад. Что с того, что? Катерина застеснялась, как тогда, когда Петроний лишал ее девственности на конюшне. Почему, зачем? Она и сама не знала. Пизда хотела, а не она.
Это умозаключение заставило задуматься Катю. Выходит, не она сама собой командует, а командует ею пизда? Эта мысль не понравилась девушке. Что же выходит, думала она — пизденка сильнее моих мозгов?