— Что стало с остальными лунатиками? — спросил я.
— Они вернулись в сон.
— Так можно?
— Камера гибернации вернет тебя в привычную жизнь, если сам этого захочешь. Задумайся. Там тебя ждет Офелия, дети. Много насыщенных лет жизни. Ты никогда не вспомнишь о том, что случилось здесь.
Голограмма улыбнулась.
— У меня уже есть семья. Настоящая. Здесь. И я их вытащу.
— Ты не сможешь вскрыть камеры гибернации. Даже если бы это было возможно при попытке пробуждения они умрут.
— Не умрут. Если проникну в главный компьютер, я отключу здесь все.
— Тогда ты обречешь всех на голодную смерть в темноте и холоде. Последнее, что осталось от человеческой цивилизации погибнет.
— Я освобожу их. Человек имеет права сам решить, как распорядится своей жизнью. Я не вернусь туда. Удивлен, что я принимаю решение сам? Мое решение! Не Кайла, не Генриха, не твое. Мое!
Я сделал широкий прощальный жест и прошел сквозь голограмму. Она тут же исчезла. Путь был свободен.
На капитанском мостике было темно и холодно, как и везде на этом проклятом корабле. Панорамные окна занесены пылью и грязью.
Я сел в кресло, придвинулся к компьютеру. Очистил экран от грязи.
«Система заблокирована. Работает Автопилот», — сообщили мне.
Я носился от терминала к терминалу. Система не реагировала на мои действия. Я врезал кулаком по одному из экранов. Тот разбился.
По руке потекла кровь.
Генрих Штерн заблокировал главный компьютер до прибытия корабля на Гамма Землю. Я ничего не смогу запустить, даже еды и воды раздобыть мне не под силу.
Нет, я не сдамся. Штерн защищался от Кайла, а я не Кайл.
Я вернулся в ангар, попутно захватив с собой топор. В женском блоке, я начал крушить все, что попадалось под руки. Разбил шкафы, столы. Роботы не пытались мне помешать. Их я тоже избивал. Затем принялся колотить по камере гибернации Анны. В итоге я совершенно выдохся. Мои мышцы не были готовы к такой нагрузке. Камера Анны осталась неповрежденной.
Я чувствовал полное отчаяние. Живот скручивало от голода. За глоток воды я готов был умолять.
Я вернулся к собственной камере. Она словно звала меня. Внутри свет, еда, вода, семья и счастливая жизнь. Но не моя. Я не верил, что все пережитое мной за эти часы забудется.
Теперь я понял, почему проснулся. Мое нутро, моя сущность отвергала клетку, навязанную извне. Я не чувствовал ее, потому что был ослеплен. Теперь же я освободился. И я не могу снова лишиться свободы, даже в обмен на кусок хлеба. Другие лунатики пробивались к истине с помощью топора, но в конце повернули назад. Все потому что в них жил Кайл. Во мне есть только я. А от себя я отказаться не могу.
Я вернулся на капитанский мостик. Очистил панорамные стекла от грязи. Сел напротив. Я видел перед собой космос. Чистый, такой же одинокий, как я. Корабль плыл по нему, будто совсем чужой в этом мире. Только я был свой. Звезды мне подмигивали, говорили со мной.
Я не знаю сколько сидел там. День, неделю… Боль от голода и жажды, которую я чувствовал впервые в жизни, была мне дороже, любой фантазии. Я изучал себя снаружи и изнутри, как новую книгу. Вел беседы, рассуждал, спорил. Пытался охватить все, что упустил. Я больше не чувствовал себя одиноким.
У меня не осталось иллюзий. Я знал, что умру. Но о возвращении не могло быть и речи.
Последние мои воспоминания отрывочны. Я с трудом передвигался по капитанскому мостику, мне почему — то хотелось ходить. Я забрел куда — то, сам не понимая куда. Там я упал и уже не мог встать. Включил фонарь. Я лежал рядом с грудой костей, собранных в аккуратные скелеты. Какие — то сохранились хорошо, от других остались только черепа. На всех были надеты такие же телесные шорты. У некоторых они давно сгнили и испарились. Возле каждого лежал фонарь, такой же, как у меня.
Это последнее, что я запомнил.