Мы шагали все дальше и наткнулись на череду деревьев, на которых все еще висели листья, хотя пожелтевшие и выцветшие. Пройдя чуть дальше, мы поднялись на возвышенность и вышли из этой мертвенной тишины, очутившись среди негромкого шелеста жизни: почву покрывал мягкий мшистый ковер голубовато-зеленого цвета, а в вышине переливались и светились жизнью яркие цветные кроны. И хотя погода стояла безветренная, до меня донеслось тихое пение в верхушках деревьев, а потом, в отдалении, высокая слабенькая нотка повела мелодию.
— Узнали нас. — Кейси приостановился. — Они помнят Лео.
Мы долго стояли там, слушая песню, которая становилась все громче и громче, пока не наполнила собой весь лес какой-то переливчатой мелодией, каких я еще не слышал. Музыка дарила переживания, мне прежде неведомые. На запрокинутом вверх лице Кейси застыло выражение экстаза — так глубоко тронула его песня леса.
Постепенно все звуки стихли, и в наступившей тишине мне стало больно и грустно от наполнившего меня чувства утраты и пустоты.
Кейси без тени улыбки поглядел на меня:
— Они знают о Моне, — прошептал он. — Они пытаются дотянуться до нее. Если мы подождем, то они попробуют привести ее сюда.
Мы стали ждать. Когда я спросил Кейси, сколько времени, по его мнению, ей потребуется на дорогу, Кейси лишь пожал плечами и сказал, что деревья не знают ни слов, ни цифр и что у них нет человеческого чувства времени. Вечером того же дня они запели снова, и я опять не смог уловить какого-либо смысла, хотя иногда у меня появлялось ощущение невыразимой грусти. Мы осушили флягу и прикончили сухие пайки. Когда начала сгущаться тьма, мы чуть прошли назад, чтобы собрать охапки огромных сухих листьев, годных на постель. Голоса деревьев замерли, и вокруг все стало неподвижно. Казалось, будто лес примолк и ожидает чего-то. Я напряженно вслушивался, пытаясь уловить хоть какие-то звуки — будь то голос Моны, грохот пушки с грузовой платформы или рев взмывающего космолета, что улетает без нас. Но я не услышал ничего.
Мы прождали и весь следующий день. Деревья опять пели: иногда в медленном торжественном ритме, который пронзал сердце болью утраты, которую не выразить словами, и напоминали о смерти, оставляя в душе яркие образы заброшенной, выжженной дотла пустоши с мертвыми пнями и пожаров, испепеливших землю. Хотя к концу песни лес озадачил меня громоподобным хором, который звучал как отголосок какого-то мрачного триумфа.
— Они знают об астероиде, — пояснил Кейси. — Вероятно, почувствовали сами, а может, Мона рассказала. Они оплакивают себя и свою неудавшуюся попытку обосноваться на планете. Но жаль им не нас и не будущее Земли. Они чувствовали присутствие олицетворяемого черными наездниками зла. И теперь воспринимают приближающееся глобальное разрушение как своего рода акт возмездия. Они счастливы, что правосудие состоится. Сами же они будут жить в другом, еще более великом существе, которое заселило их сюда. И хотя утрата жизни — это тяжелая потеря, они принимают смерть как другую сторону бытия. Они надеются, что будущее Земли станет лучше ее прошлого.
Вторая ночь тянулась бесконечно. Не слышалось ни дуновения ветерка, ни голосов деревьев — ничего, и все же мне казалось, будто я чувствую какое-то незримое присутствие в блеклом свете Луны, который едва-едва просачивался сквозь тесное сплетение ветвей. Ощущение это было столь призрачно, что ускользало, лишь только я делал попытку объять его разумом.
Тщетно пытаясь уловить хоть какой-нибудь звук, я задремал и по пробуждении пришел к печальному выводу, что надо было повредиться рассудком, чтобы доверить свою судьбу воображаемому разуму засыхающего леса.
— Сегодня — наш последний день, — напомнил я Кейси, когда тот проснулся. — Если Пеп и Лора все еще на космолете, они не станут на свою погибель дожидаться нас. Не пора ли вернуться?
Кейси поднялся на ноги и потянулся, разминая затекшие суставы.
— Мона уже идет, — все стоял он на своем. — У нас еще есть время до полуночи.
Сей факт меня мало утешил, но все же я остался ждать вместе с Кейси и почувствовал некоторое облегчение, когда деревья успокаивающе залепетали и сверху плюхнулось что-то тяжелое. Кейси отошел куда-то в сторону и вернулся, держа в руках два крупных, наполненных соком плода. Они были знакомы мне из нашей прошлой жизни на материке. Фрукты с резким сладковатым вкусом утолили мою жажду и голод, и все же часы ожидания казались целой вечностью. Среди вершин деревьев стал угасать дневной свет, когда до нас издалека донесся какой-то крик.
Кейси ответил, и в сгущающихся сумерках показалась небольшая группа израненных, обросших мужчин. Они были вооружены грубо изготовленными мечами, тяжелыми копьями, кое-каким ворованным армейским вооружением. У одного рука висела на пропитанной кровью перевязи, другой ковылял, опираясь рукой на палку. Двое или трое оказались черными клонами с грязными повязками на головах, под которыми скрывались раны на лбах, где когда-то сидели жуки. Недоверчиво они остановились под деревом на некотором расстоянии от нас.
— Кейси. — Хриплый встревоженный голос какой-то женщины. — Это ты?
— Мона! — закричал Кейси. — Хвала небесам! Или деревьям.
Ее сопровождающие некоторое время внимательно изучали нас и потом затерялись, будто растворились, в лесу.
Припадая на одну ногу, Мона приблизилась к нам. Сквозь разодранные останки ее одежды проглядывало исхудавшее тело, темное от сажи и запекшейся крови, а замаранные, выстриженные клоками волосы производили не лучшее впечатление. И все же, когда в сумраке ослепительно сверкнула белозубая улыбка, тут же вспомнилась наша прежняя Мона, такая, какой знали мы ее на Луне.
Поспешно обняв меня, Мона подошла к Кейси, который тут же заключил ее в свои объятия. На разговоры совсем не оставалось времени, и мы, поддерживая Мону с двух сторон, повели ее через умирающий лес, потом миновали сушняк и вышли на открытую, залитую лунным светом равнину. Космолет все еще стоял на месте, напоминая серебряный столб, водруженный посреди голой, усеянной пнями пустоши. Едва я добрался до трапа космолета, как до меня донесся слабый далекий шепот деревьев, и мне показалось, будто я уловил теплую дружескую нотку и пожелания счастливой дороги.
Лора отворила дверь и впустила нас. С радостной улыбкой и облегчением на лице Пеп пожал наши руки, задраил шлюзы и плюхнулся в кресло пилота. Взревели двигатели, корабль дрогнул. Мы стартовали на Луну. Когда мы были уже в целости и сохранности и спокойно парили в невесомости, я поинтересовался у Лоры, что же сталось с войсками Регентства.
— Офицер приехал с намерением конфисковать наш космолет, — начала она, — и сказал, что позволит нам убраться восвояси, если мы добровольно отдадим ему космолет в полной исправности. Он не поверил, когда я попыталась объяснить, почему корабль ему не потребуется. Пеп пригласил командира на борт и позволил связаться со станцией. Ответ убедил его. Он вернулся на поезд и удалился вместе со своим войском.
Пеп взглянул на часы и отвел глаза от приборов.
— Ну вот, уже в пути, — кивнул он Лоре со сдержанной печальной улыбкой. — Времени хватит на то, чтобы не попасть в хвост объекта и в то же время понаблюдать само столкновение с дальней орбиты. — Он подбадривающе посмотрел на меня. — Черная глава твоей эпопеи, Данк, но мы ведь все равно будем жить снова и попробуем начать все сначала.
Кейси и Мона, тесно прижавшись друг к другу, сидели на заднем сиденье, держась за руки. Кейси что-то шепнул ей на ушко и наклонился к окну, глядя на постепенно уменьшающуюся в размерах Землю. Ночь поглотила опустевший позади лес. А вот белые рифы облаков над Тихим океаном ярко полыхали на солнце. Кейси долго глядел на раскинувшийся за окном пейзаж и со вздохом обратился к Моне: