— Наша Анни — просто прелесть, — заметил Боллингер, — ходит вокруг хозяина кругами, ходит, а как только он садится на стул, забирается к нему на колени. Хорошо еще, Колосс не ревнует.
— Я очень рада. Сейчас Анни совсем поправилась и стала просто красавицей. Болли, а как дела у тебя?
Абигайль внимательно выслушала рассказ о жизни старика в доме профессора. Ничего особенного, но она чувствовала, что ему здесь нравится буквально все. Когда они поговорили о доме, Абигайль осторожно сообщила Боллингеру, что ей еще не заплатили жалованье и поэтому она не принесла ему денег. Как она и предполагала, Боллингер сразу же предложил ей свои сбережения, но она, поблагодарив его, мягко отказалась, объяснив, что к концу недели ей обещали заплатить жалованье, и она с легким сердцем принялась рассказывать ему о работе в больнице, рисуя самые радужные картины.
Болли, который, конечно, все понял, покачал седой головой и заметил:
— Веселого в этом мало, мисс Абби, но профессор каждый вечер рассказывает мне, как дела в больнице. Он говорил, что работа тяжелая, очень тяжелая, а вы никогда и ни на что не жалуетесь.
— Знаешь, — резонно ответила Абигайль, — мне особенно и не на что жаловаться.
Этим она постаралась скрыть свое удивление, что ван Вийкелен так по-доброму о ней отзывался.
Им было о чем поговорить. Как хорошо сидеть в этой уютной комнате, где у огня греются кошка с собакой, где языки пламени заставляют золотыми бликами отсвечивать кофейный сервиз и где сама жизнь кажется легкой и такой приятной. «Как раньше, когда была жива мама, дома», — грустно подумала Абигайль.
Болли вышел и вернулся с мевру Бут. Вдвоем они несли подносы, на которых еле помещались многочисленные тарелки с угощением, переставленные затем на маленький столик у окна. Когда, перебросившись с Абигайль несколькими словами, мевру Бут ушла, Болли застенчиво сказал:
— Мисс Абби, вот ваш обед. Хозяин сказал, что вы покушаете у нас. Я обычно обедаю с мевру Бут, но хозяин сказал, что, может, вы захотите, чтобы я остался с вами.
— Конечно, я очень хочу, чтобы ты пообедал со мной. Абигайль встала и подошла к Болли, сидевшему за столом напротив нее.
— Ты мой друг, Болли, я даже не знаю, что бы я делала без тебя. — И Абигайль обняла старика. Он расплылся в улыбке.
— Хозяин говорит то же самое, — прокомментировал он и подставил ей стул.
— Правда? То же самое? — Она постаралась скрыть свое удивление.
Боллингер поставил перед ней горшочек с супом и снял крышку. Она с наслаждением втянула своим коротким носиком его аромат.
— Точно, — подтвердил он. — Он замечательный джентльмен, наш хозяин, когда узнаешь его получше.
В этом Болли повезло больше, чем Абигайль: она не знала его совсем и, похоже, никогда не узнает. Она вздохнула, отогнала печальную мысль и принялась за суп.
После обеда они пошли погулять, взяв с собой Колосса и оставив свернувшуюся в клубочек Анни греться у камина. Хотя на улице было холодно и ветрено, Абигайль получила от прогулки большое удовольствие. Вернувшись домой, они обнаружили, что их ждет чай: такой чай Абигайль пила когда-то в детстве — с такими же горячими булочками с маслом на серебряной тарелке, крошечными сандвичами и нежнейшими воздушными пирожными.
— Как чудесно готовит мевру Бут, — заметила она, облизывая губы.
— Здесь вы совершенно правы, мисс Абби, — булочки ее, она испекла. Хозяин велел обязательно напоить вас настоящим английским чаем: он сказал, чтобы были булочки и английские пирожные и чтобы в молочнике было много молока. Мы постарались все сделать.
— Все было просто изумительно, — похвалила его Абигайль, сраженная наповал тем, что профессор позаботился даже о такой мелочи, как молоко к чаю. В Голландии всегда забывают об этом. — Я пойду на кухню к мевру Бут и скажу ей спасибо.
Она так и сделала, а затем попрощалась с Болли, договорившись встретиться с ним выпить кофе через пару дней, и вернулась к себе на Бегийнхоф.
Миссис Маклин она застала в спальне; та делала себе прическу.
— Господи, я опаздываю? Еще ведь не восемь? Еще не было ужина!..
— Да нет же, дорогая, — успокоила ее миссис Маклин. — Еще полно времени. Я просто решила собраться заранее, только платье я надену после ужина. Сегодня у нас гороховый суп, а на десерт йогурт.
— Прекрасно. — И Абигайль, которая не любила гороховый суп, тепло вспомнила свой обед в профессорском доме, а затем пошла вниз накрывать стол для ужина.
После ужина Абигайль убрала со стола, приготовила завтрак на утро, помогла миссис Маклин надеть красивое черное вечернее платье, а затем пошла одеваться сама. Минут через двадцать она уже стояла перед зеркалом, грустно рассматривая свое отражение, точнее лицо, и совершенно не замечая, что коричневое платье прекрасно гармонирует с ее глазами и удачно подчеркивает ее красивую стройную фигуру. Она тщательно накрасилась, еще более тщательно причесалась и, взяв старое твидовое пальто, спустилась вниз. Миссис Маклин ждала ее. Она выглядела как настоящая гранд-дама, несмотря на то что, как она пожаловалась Абигайль, очень похудела и ее любимое платье теперь на ней просто болтается.
— А мое, наоборот, слишком тесно, — сказала Абигайль, — а это намного хуже. — Она с тревогой осмотрела себя. — Надеюсь, оно не лопнет по швам. Хорошо еще, что на концерте не будет знакомых, хотя вы, конечно, обязательно кого-нибудь там встретите.
— Конечно, — подтвердила миссис Маклин, и на лице ее промелькнула улыбка, но Абигайль, которая в этот момент пыталась заглянуть себе через плечо, чтобы рассмотреть себя со спины, ничего не заметила.
Миссис Маклин сказала, что на концерт их отвезет Ян, который сначала заедет за профессором де Витом, и без десяти восемь действительно раздался звонок в дверь. Ян учтиво проводил пожилую леди к машине. Абигайль, не забыв оставить еду для Джуда, поспешила за ними и села рядом с Яном. На заднем сиденье ее пациенты радостно приветствовали друг друга и всю недолгую дорогу до концертного зала проговорили без умолку.
Судя по всему, Ян прекрасно знал, куда им надо было идти. Он предложил руку миссис Маклин, и они поднялись вверх по лестнице; следом за ними шли профессор де Вит и Абигайль, которая заботливо поддерживала его под руку. Их места были в ложе. Когда они уселись, Абигайль с интересом огляделась по сторонам. Зал был полон, а публика, как заметила Абигайль, нарядно одета. Более нарядно, чем она предполагала, и Абигайль очень порадовалась тому, что она в последний момент прихватила коричневое платье: хотя оно и не слишком шикарное, но, по крайней мере, вполне приличное. Она сидела рядом с миссис Маклин, а место с другой стороны оставалось свободным. Вскоре зазвучала музыка — и Абигайль забыла о своих спутниках. Она вся подалась вперед, поставив локти на красный бархат ложи и упершись подбородком в ладони, и не сводила глаз с оркестра. Рядом с ней раздался шорох, и она повернула голову. На свободное место садился Доминик ван Вийкелен. Он кивнул растерявшейся Абигайль и целиком отдался царившему вокруг миру музыки. Ей вдруг пришло в голову, что она могла и не прийти на концерт, несмотря на все его ухищрения, и она еле удержалась, чтобы не засмеяться. Но что могло соперничать с музыкой? Она еще раз постаралась сосредоточиться, и отчасти ей это удалось. Абигайль снова почувствовала волшебную магию музыки и постаралась забыть о профессоре, сидевшем так близко к ней.
Музыка стихла, зажегся свет, и раздались аплодисменты: антракт. Ван Вийкелен поднялся со своего места и поздоровался с миссис Маклин. Абигайль он не сказал ни слова. Профессор сел на свое место, когда погас свет. Абигайль сидела, застывшая, как статуя, и думала: может, она не правильно поняла профессора, и здесь она никому не нужна? Эта ужасная мысль, а также с новой силой вспыхнувшая ненависть к ужасному коричневому платью, наверное, отразилась на ее лице, так как на ее сжатую в кулак руку осторожно легла большая ладонь ван Вийкелена. Абигайль не могла поверить в то, что произошло, — она медленно повернула голову и с изумлением посмотрела на профессора. Встретив его взгляд, она почувствовала, что все ее страхи покидают ее. Такой взгляд она замечала у него только тогда, когда он ласково склонялся над пациентом, — в нем была и доброта, и нежность, и едва заметная улыбка. Она попыталась высвободить свою руку, но он, улыбнувшись ей еще теплее, только крепче сжал ее. Абигайль ничего не оставалось, как уступить, и она, с трудом отведя от него взгляд, стала слушать концерт.