Выбрать главу

   Влад глотнул колючий воздух, провел рукой, стирая с лица лед и воду. Не бывает подходящего времени для плохих новостей. И лучше сказать правду сразу, не затягивая до момента, когда сказать ее уже станет невозможно.

   – Рик, - позвал он. Тот поднял голову, сидя на снегу и осматривая рану. – Я не договорил, когда увидел ловушку. – Εго голос звучал привычно безэмоционально. - Насчет Виктории. У нас с ней был секс.

   Рик моргнул, осознавая. Вскочил, охнул от боли в ноге, сжал кулаки.

   –Что? Что ты сказал? Ты… ты ее заставил?

   Дагервуд прикрыл глаза. Заставил? Сказать «да»? Дать Ρику надежду?

   – Нет, – глухо сказал он. – Это было добровольно.

   Лицо Рика стало бледнее снега, лишь разбитые губы выделялись черным провалом.

   – Добровольно? Она приняла в себя суть линкхов, Влад. Юная, ничего не понимающая девушка, которая понятия не имела, что с ней сделали и кем она стала. И ты называешь это добровольно? Добровольно? - от яростного крика взлетели чайки, облюбовавшие проталину. Рик шагнул ближе. – Вот как ты считаешь? Ты сволочь, Влад. И ты воспользовался ею!

   Он запнулся. Глаза потемнели, зрачки расширились. Потом Рик поднял ладонь, на которой темнела кровь, и яростно выкрикнул слова на изначальном языке:

   – Я, Валарикх Юлиан Эйджен Дагервуд, разрываю кровную связь со своим братом Владом. Силой Изначального Закона я отрекаюсь от него и клянусь отомстить, как врагу!

   Воронка снега взвилась вокруг пожирателей, заключая их в кокон клятвы. Кровь обоих вскипела, выжигая кровные узы, связывавшие братьев. Дагервуд посерел, неотрывно глядя на того, кого защищал и оберегал с самого рождения. Того, кого считал своей единственной семьей. Да, они всегда были слишком разными. Χoтя бы потому, что Рик родился от другой матери и тогда, когда сам Влад был уже взрослым, уже мужчиной. Но после ухода отца лишь они вдвоем остались от рода, некогда причастного к сокрушению самого Легара.

   Черные символы вспыхнули на лице и руках Рика – родовые и кровные знаки, впечатанные в саму суть пожирателя. Они горели, и Рик взвыл от нестерпимой боли. Но длилось это недолго. Знаки побагровели и погасли. Связь разорвалась.

   – Что ты наделал… – Влад не узнал свой голос. Слишком хриплый. Голос незнакомца.

   – То, что должен был, – жестко сказал Рик. Его глаза сузились, в них не было ни капли сожаления. – И исполню то, в чем поклялся.

   – Из-за женщины?

   – Из-за своей жены, – лицо Рика исказилось.

   – Жены? – Дагервуд усмехнулся. – Она даже не в курсе, что вы женаты. И боюсь, не поймет твоих притязаний.

   – Не твое. Собачье. Дело! – вспыхнул Ρик. Занес кулак, но сдержался и отступил назад, недобро усмехнувшись. – Не надейся, сейчас я не буду тебя убивать. Я подожду. Пока силы… сравняются.

   Влад склонил голову, неотрывно глядя на брата. Снежный кoкон опал, лишь на снегу остались следы крови. Рик ушел, закрывшись непроницаемым щитом.

   Влад Дагервуд устало опустился на обледеневший берег. Одежда встала колом на теле пожирателя, ободранные до крови ладони болели. На мосту выли сирены, спасатели пытались понять, как достать людей из-под воды, не подозревая, что один из утопленников сидит совсем рядом.

   Поганый день. Охренительно поганый день.

   Помимо разрыва кровной связи Влада сейчас волновало и ещё одно обстоятельство. Ловушку «дежавю» сделали не просто в Терре, а на железном мосту. Во-первых, Дагервуд однозначно проехал бы по нему, направляясь на другой берег реки. А во-вторых… А во-вторых, это не могли сделать линкхи. Значит, ловушку для Вершителя создал кто-то из пожирателей. И вероятно, тот же, что выңес яд из хранилища.

   Вот только кто?

ГЛАВА 2

…Блеск, сияние, радужные искры… Я кружусь, кружусь, и кровь моя горяча в эту ночь, и солнечный свет ласкается зверем, и расцветают папоротники… И линкхи смотрят на меня. Они все смотрят: главы родов, сиятельные и чистокровные … он тоже смотрит… я улыбаюсь, потому что знаю – нет никого прекраснее меня во всей Энфирии…

   Я поморщилась, чихнула и открыла глаза.

   В голове все ещё шумел и кружился бал, весь в солнечных брызгах. И я ощущала прекрасное и теплое чувство, что испытывала юная принцесса, осознавая свою расцветающую красоту. Отголосок чужой памяти и жизни. Давно прошедшей жизни.