ловно бы желая освободиться от памяти о зловонном дуновении, Перрин провел ладонью по носу. Нет, это не Ранд. Тебе ведь известно, о Свет, то не мог оказаться Ранд, если б он даже сошел с ума! Или все-таки он?.. Вывеска над дверью гостиницы красовалась такая: на одной ноге стоит человек, держа высоко над головой наименование сего заведения: "Прыжок Харилина". Подъезжая к крыльцу каменного пристанища, всадники натянули поводья; подметальщик выпрямил свой стан и зевнул в безнадежной тоске. Он сразу же заметил взгляд Перрина и удивленно уставился ему в глаза, но собственные очи подметальщика дружно повылезали из орбит, как только взор его упал на Лойала. Он разметнул свой рот во всю ширь, скошенный подбородок его так отвис, что ни слова вымолвить человек был уже не в состоянии, а сам он обличьем своим точь-в-точь походил на лягушку. Перрин ощутил исходивший от господина с распахнутым ротиком застарелый запах перебродившего вина. Парнишка, ясное дело, участвовал в недавнем празднестве. Все-таки взяв себя в руки, добрый муж с метлой захлопнул рот и заставил свое тело отвесить гостям поклон, прижав одну руку к ряду деревянных пуговиц, сбегающих по его камзолу. Взгляд его перепархивал с лица одного воина на лицо другого, но вновь и вновь возвращался к величественной фигуре Лойала. - Добро пожаловать, о прекрасная госпожа, да осияет Свет ваш путь! замолол он языком. - Добро пожаловать к нам, люди добрые! Вам, верно, нужны сейчас уютные комнаты, добрый стол, но вначале - умыться, не так ли? Всеми благами жизни порадует вас наш "Прыжок"! У гостиницы отличный хозяин, господин Харод. Если вам что-то понадобится, кликните Саймона, он ради вас расшибется в лепешку! - Здесь он снова зевнул, в смущении прикрывая рот и стараясь поклоном упрятать зевок. - Я прошу вас простить меня, любезная госпожа! Издалека прибыли, верно? Весточек о Великой Охоте никаких не слыхали? Имею в виду Охоту за Рогом Валир. Или чего-нибудь о Лжедраконе? Говорят, в Тарабоне завелся Лжедракон... Нет, я спутал, он завелся в Арад Домане! - Мы вовсе не из мест столь дальних прибыли, - молвил Лан, спешиваясь с коня. - Обо всех новостях тебе, Саймон, известно больше, чем мне! - У вас в деревне, я вижу, сыграли свадьбу? - спросила Морейн у любителя зевать. - Вы сказали свадьбу, прекрасная госпожа? Да целую череду свадеб! Просто какое-то свадебное нашествие! За последние двое суток оно нас прямо-таки одолело! Да во всей деревне, да на милю в округе ни одной женщины не сыщете, которая по летам годится для помолвки и которая осталась незамужней! Вот, представьте, даже вдовушка Джорат, так вот, даже она протянула под арками старичка Банаса, и оба они дали клятву, что никогда более в брак не вступят. Всех скрутил воедино будто какой-то смерч небывалый. А началось все с того, что Гилит, ткача деревенского дочка, приказала вдруг кузнецу Джону взять на ней и жениться, а тот уже старый, ему лучше ей в батюшки податься, а то и в деды. Но старый болван в ту минуту сбросил свой фартук. "Да!" - говорит. Тут она и заказала возвести там и тут ворота в свое будущее счастье. О приличествующем данному дельцу ожидании она и слушать не захотела, в чем все прочие дамы ее, безусловно, поддержали. Ну и пошли у нас свадьбы - что ни день. что ни ночь! Спим только урывками. - Интересно весьма! - заметил Перрин, вклинившись в паузу, когда Саймон снова зевал. - Но не случилось ли тебе здесь увидеть молодого... - Весьма, весьма занятно! - перебила его Морейн. - Я бы выслушала тебя, Саймон, быть может, позднее. А сейчас мы бы хотели поселиться в гостинице и поужинать... Лан в это время показал Перрину рубящим жестом, что язык следует держать за зубами. - Разумеется, о прекрасная госпожа! - ворковал Саймон. - Яства для вас. И комнаты! - Воззрясь снова на Лойала, Саймон смутился на миг, но продолжил: - Нам, видимо, придется поставить сразу две кровати в номер для... Наклонившись поближе к Морейн, он понизил свой голос: - Извините меня, великолепная леди, но... гм... это на самом-то деле... он самый? Нет, поймите, я не хотел бы его обидеть... - поспешил он добавить. Саймон вел речь недостаточно тихо, и уши Лойала раздраженно зашевелились. - Я огир! А по-твоему, я кто? Троллок? Услышав буханье его голоса, Саймон на шаг отступил. - Троллок, да, господин, гм, верно я понял? Но я ведь взрослый уже, я в детские сказки не верю... Гм-гм, так вы говорите, что вы огир? Но огир это тоже детская... Я имел в виду... То есть вы... - В отчаянии он отвернулся и крикнул кому-то в конюшню: - Нико! Патрим! Гости! Позаботьтесь об их лошадях! Мгновенье спустя из конюшни вывалились двое мальчишек, волосы их были украшены сеном, оба они зевали и протирали глаза. Они взяли лошадей за поводья. Саймон все кланялся дорогим гостям и суетился перед ними, а Перрин перебросил переметные сумы и тюк с одеялом через плечо, взял свой лук и вошел вслед за Морейн и Ланом в гостиницу. Лойалу же, входя под гостеприимные своды здания, пришлось наклониться пониже, однако все-таки он едва не касался затылком высокого потолка. Великан ворчал себе под нос, сердясь на людей, которые почти совсем забыли про огир. Голос его погромыхивал, как дальний гром. Половину его речей не понял и Перрин, шагавший впереди Лойала. В гостинице стоял запах пива и вина, аромат сыра, горечь усталости, а из дальних кухонь долетал дымок поджариваемой баранины. В обеденном холле несколько сидящих за столиками господ так тяжело нависали над своими стаканами, будто мечтали об одном: улечься на скамью да заснуть. В уголке, где стояли бочки, толстенькая служанка наполняла кружку пивом. В другом углу, прислонившись спиной к стене, восседал на высоком табурете сам хозяин гостиницы собственною персоною. Когда новые гости ступили на порог, он поднял свою голову с затуманенным взглядом. Увидел Лойала - и челюсть у него откинулась вниз. - К нам гости, мастер Харод! - объявил Саймон. - Желают у нас расположиться. Эй, мастер Харод? Этот господин - огир, мастер Харод. Служанка взглянула на Лойала и уронила грохнувшую об пол кружку. Никто из тружеников, отдыхающих над стаканами, грохота не услышал. Один из них уронил свою голову на стол и захрапел. Лойал смущенно прядал ушами. Суетливо оправляя фартук, мастер Харод медленно сполз с табурета, не отрывая взгляда от Лойала. - Ну что ж, он, по крайней мере, не Белоплащник, - провозгласил хозяин гостиницы и в тот же миг застыдился собственных слов. - Я хотел сказать вот что: добро пожаловать, благородная леди! Рад видеть вас, господа! Простите, манеры у меня не очень. Жутко устал я, извините, господа. Затем, вновь охватив Лойала взором, мастер Харод спросил недоверчиво: Неужели огир? - Ваш слуга сообщил вам чистую правду, - произнесла Морейн, опережая Лойала, уже раскрывшего вместительную пасть. - Как вы поняли, уважаемый хозяин, нам нужны комнаты на всю мою компанию, чтобы переночевать, и ужин. - О, разумеется, милейшая леди, безусловно! Саймон, покажи добрым господам наилучшие комнаты. Там же вы сможете оставить свои вещи. А к вашему возвращению, прекрасная госпожа, я прикажу выставить на стол самые изящные кушанья. Великолепные яства! - Не угодно ли вам последовать за мною, благородная леди? услужливо-поклонился Саймон. - Рад вам служить! - И вторым поклоном он указал, по которой из лестниц гостям подниматься наверх. Выходя из холла, гости слышали, как один из пьяниц, кемаривший на столе, воскликнул: - Во имя Света! Что оно такое?! И мастер Харод стал рассказывать ему об огир, болтая о них столь фривольно, точно и впрямь знавал их прежде. Все слова его, насколько мог слышать, выходя из холла, воитель Перрин, рождались наивной выдумкой. У Лойала между тем уши шевелились не переставая. Усталые путники поднялись на второй этаж, и огир стал задевать потолок затылком. Здесь узкий и темный коридор был освещен лишь пламенеющим закатом, светившим в оконце у самой далекой двери. - Вот свечи для вас, леди, - Саймон снова свершил поклон. - Раздобыл бы и лампу, да болею, трещит голова после всех ихних свадеб. Если желаете, я пришлю к вам кого-нибудь, чтобы развести огонь в камине. А коли угодно, и водицу для умывания принес. А вот наша лучшая комната, добрая госпожа, он распахнул дверь одного из номеров. - Странствующие господа являются к нам нечасто, так что извольте занять лучшую... - А я поселюсь в соседнем номере, - проговорил Лан. Он нес в руке сверток с одеялом Морейн, а на плечах у него, кроме собственных вещей, висели ее переметные сумы и свернутое знамя Дракона. - О, добрый лорд, сия комната недостаточно хороша для вас! Кровать здесь стоит такая узкая! Поломанная к тому же! Такой номерок, я думаю, для слуги вполне подошел бы, хотя и не случалось еще нам привечать гостей, имеющих слуг. Простите, конечно, любезная леди... - Как сказал, так и сделаю! - резко сказал Лан. - Скажи-ка, Саймон, - спросила Морейн, - мастеру Хароду чем-то не нравятся Питомцы Света, да? - Так и есть, мудрая госпожа! Не по вкусу они ему, ох, до чего же не по вкусу! Я понимаю, благоразумием тут не пахнет: так себя вести - находиться почти на самой границе и не любить этих Питомцев. Через Джарру нашу они прямо валом валят, как будто здесь вообще нет никакой границы. Вчера вот, кстати, была у нас с ними неприятность. Да не единственная неприятность, а целая куча их! А тут еще эти свадьбы одна за другой на нас так и прут, сами ведь понимаете... - Нет, все-таки что случилось вчера, Саймон? Перед тем как ответить, он взглянул на Морейн так, будто хотел ее просверлить. Перрин понял, что в сумраке коридора лишь он один заметил пронзающий взор Саймона. - Пришли они позавчера, человек двадцать. Сначала все шло нормально, и вдруг вчера... Так вот, в общем, трое из них встали вдруг и объявляют, что больше они не будут Детьми Света. Сняли они свои плащи и на конях ускакали прочь. - Но ведь Белоплащники дают клятву на всю жизнь! - проворчал Лан. Командир-то их куда в это время смотрел? - Командир-то как раз и собирался что-то со всем этим сделать, но тут вдруг ихний четвертый и говорит: пора, мол, мне ехать, отыскивать Рог Валир. А пятый почему-то добавил, что следует, дескать, им всем, Белоплащникам, Дракона выслеживать. А тот, кто уходил в это время, сказал, что отправляется он на Равнину Алмот. Те ускакали, а остальные стали тогда приставать к женщинам на улицах: подойдут, да и ляпнут что-то такое, чего порядочной бабе и муж не скажет, да еще ухватить норовят сами знаете за что. Женщины, конечно, начали вопить во все горло, а другие-то Белоплащники тоже стали вопить - на тех, которые к женщинам клеились. Я такой сумятицы ни разу раньше не видел! - Но вы, местные жители, остановить наглецов пытались? - спросил Перрин. - Э-э, господин хороший, у тебя есть секира, и размахивать ею ты, я думаю, умеешь ловко. Но как быть мне, если я сталкиваюсь в бою с рыцарем при мече и всех этих штуках, а у меня в руках метелка либо мотыга? Конец этой истории положили сами же Белоплащники, те, которые не уехали, а остались в деревне. Чуть было не дошло у них до мечей. Но не это самое худшее. Двое ихних тоже сошли с ума, другие тоже, может, рехнулись, не знаю. А те двое просто впали в бред: полным-полно, мол, в нашей Джарре Пособников Тьмы! Всю нашу деревню они пытались спалить - так и сказали: "Спалить огнем!" Для начала подожгли наш "Прыжок". Я потом покажу вам следы поджога. Другие Белоплащники старались этих двоих унять, ну и пошло у них сраженье! Те, другие, и пожар нам гасить помогали, и двоих своих ополоумевших братцев связали они крепко-накрепко, а потом ускакали отсюда по дороге в Амадицию. Скатертью им дорожка, вот я как в таких случаях говорю, лишь бы обратно к нам не вернулись, только не больно я в такое счастье верю... - Не ожидал я от них такой грубости, - проговорил Лан. - Хотя и Белоплащники они, не ожидал. В знак согласия с ним Саймон радостно закивал. - Верные ваши слова, господин хороший, - сказал он. - Раньше они так себя не вели. Чванливые такие! Так на тебя иной раз поглядят, точно не человек ты, а грязь, а сами привыкли совать носы всюду, куда их никто не звал! Но безобразия прежде от них мы не терпели. Ужас какой-то! - Они уже убрались восвояси, - молвила Морейн. - Ужас убежал вместе с ними. Ночь мы здесь проспим спокойно, я в этом уверена. Перрин держал свой рот на замке, но душа его не находила покоя. Хороши, нечего сказать, все местные свадьбы и Белоплащники, но поскорей бы узнать, останавливался ли в деревушке Ранд и какою дорогой он скрылся, покинув ее. Тот запах не мог быть его запахом. Вслед за Саймоном воин-кузнец вместе с Лойалом двинулся по коридору и прошел к другому номеру, где красовались две кровати и умывальник, пара табуреток и ничего более. Чтобы просунуть в комнату свою голову, Лойалу пришлось пригнуться. Сквозь узкие оконца в номер вливалось очень мало света. Видно было, что кровати очень солидные, с постелями, в ногах кроватей сложены тонкие одеяла и стеганые перины, но только вот матрасы комковатые. Саймон пошарил руками по каминной полке над очагом, нашел свечу и ящичек с трутом, чтобы ее зажечь. - Сейчас я распоряжусь, чтобы кровати для вас сдвинули рядом, уважаемый, гм-гм, огир. Сейчас, одну минуточку... Не было, однако, заметно, чтобы он поторапливался, хотя Саймон так усердно трудился над свечкой, будто всю жизнь мечтал об одном: зажечь ее. Перрину показалось, будто тот чем-то встревожен. М-да, я бы, пожалуй, беспокоился не меньше его, если не больше, если б в Эмондовом Лугу Белоплащники вели себя так. как в Джарре... - А что, Саймон, не проезжал ли через вашу деревню сегодня или вчера еще один незнакомый тебе человек? - поинтересовался Перрин. - Молодой парень, высок ростом, глаза у него серые, а волосы рыжеватые. За стол или ночлег он порой и на флейте играет... - Как же, как же, помню этого парня, господин хороший, - ответствовал ему Саймон, по-прежнему усердствуя над свечой. - Он прибыл к нам вчера, ранним утром. Голодный приехал, точно волк. На своей флейте он играл за столами всех наших свадеб. Как же, как же, достойный такой молодой господин. Вначале поглядывали на него некоторые из наших женщин, но потом... Саймон приостановил свой монолог, взглянув на Перрина искоса. - А вам-то он кто, господин хороший? Друг, что ли? - Я его знаю, - сказал Перрин. - А почему ты спрашиваешь? - Спрашиваю я вас просто так, милорд, - проговорил Саймон, несколько помедлив. - Дело в том, что парень он странный, я бы сказал. То сам с собою беседовать принимается, то захохочет вдруг ни с того ни с сего. А прошлую ночь или часть ночи он спал в этой вот самой комнатухе. И среди ночи нас всех разбудил его крик. Ничего особенного, просто приснился ему дурной сон, но оставаться в гостинице парень больше уже не захотел. Да и мастер Харод, скажу по секрету, после всего этого шума не больно-то уговаривал паренька оставаться. - Саймон помедлил вновь. - А когда уезжал, ваш знакомый кое-что странное сказал. - Что же? Голос у Перрина зазвенел. - Сказал, что кто-то его преследует. Он говорил... - Сглотнув, Саймон продолжил уже неторопливо: - Говорил, что они убьют его, если он не сумеет убежать. Вот какие были его слова: "Один из нас должен умереть. Наверное, это буду я..." - Он не от нас убегает, - проговорил Лойал ворчливо. - Друзья врагами не бывают! - Да-да, добрый человек - ой, что это я, - добрый огир! Конечно, парень имел в виду вовсе не вас! Я... Гм... Я не хочу ничего сказать о вашем друге, но я... Гм-гм... Мне показалось, он нездоров. Голова у него нездорова. Понятно? - Мы должны о нем позаботиться, - сказал Перрин. - Для того мы за ним и следуем, - чтобы помочь парню. Куда же он ускакал? - Так я и думал! - возгласил Саймон, подскочив на носках. - Как только увидел ее, сразу понял: она-то поможет! Куда он ускакал, вы спрашиваете? На восток, господин хороший. На восток он понесся во весь дух, будто сам Темный спешил за ним по пятам. А мне она тоже пособит, как думаете? Моему брату, я хотел сказать. Ноам тяжело болен, а Матушка Рун сказала, что пользовать его не сможет... Безо всякого выражения на лице Перрин поставил в углу свой лук и стал располагать на кровати прочие вещи: сверток с одеялом и переметные сумы одну за другой, выигрывая минуту времени, дабы немного поразмыслить об услышанном только что. Однако являвшиеся ему мысли делу помогать не желали. Взглянув на Лойала, Перрин понял, что и тот ему не подмога: от растерянности уши огир опали, и длинные его брови свисали до щек. - А почему ты думаешь, что она может помочь твоему брату? Глупый я задал вопрос! На самом деле нужно было спросить, что он делать намерен... - Да пришлось мне как-то отправиться в Джеханнах, господин хороший, там-то я, значит, и увидал тех двух... Ну, двоих женщин, таких же, как она. Так что в ней я ошибиться никак не мог! Она совсем как те две. - Саймон опасливо снизил голос. - Они и мертвых, бывает, на ноги обратно могут поставить, люди добрые мне сказывали. - Кто еще знает о твоей догадке? - спросил его Перрин торопливо, а Лойал пробубнил: - Уж если братец твой умер, ему никто не поможет. Человек с лягушачьим ликом озабоченно поглядывал то на одного, то на другого своего собеседника, а слова его пузырились, точно капли дождя на воде: - Нет, никто не знает, господин хороший. Нет, добрый огир, Ноам не мертвый, а только больной. А я поклясться готов: кроме меня, никто другой не смог бы ее распознать. Даже мастер Харод за всю свою жизнь не уезжал из Джарры далее, чем на двадцать миль. А братец мой плох. Я бы и сам мог просить ее попользовать Ноама, да боюсь, слишком громко от страху колени мои заколотятся друг об дружку, не услышит она моих слов. Или вдруг за стук моих косточек возьмет она да и озлится, да молнией в меня шуранет! А если я ошибаюсь? Ляпнешь не то, да окажется, обвинишь женщину невесть в чем, а она-то... Дело-то какое... То есть... э-э... - И он воздел свои длани, не то умоляя простить его, не то прося защиты. - Обещать тебе ничего не могу, - проговорил Перрин, - но с нею я побеседую. А тебе, Лойал, почему бы не составить компанию Саймону, пока я буду говорить с Морейн? - Да, я буду рад! - прогремел огир. Ручища Лойала легла на плечо Саймону, и тот вздрогнул от навалившейся на него тяжести. - Саймон мне комнатенку мою покажет, там мы с ним и поболтаем. Кстати, Саймон, ты, верно, много знаешь о разных деревьях, да? - О де... О деревьях, добрый огир? Перрин же дожидаться древесных новостей не стал. Он торопливо возвратился в темный коридор, постучал в дверь номера, где расположилась Морейн, и недолго дожидался повеления: "Войдите!" Полдюжины горевших в номере свечей явственно показывали взору вошедшего, что "наилучшая" из комнат "Прыжка" была хороша, но не слишком, хотя и висел над кроватью балдахин на четырех высоких столбиках, да и матрас на ней не горбился, как его единокровный братец в покоях Перрина. На полу возлежал шикарный половик, а вместо табуреток возвышались два кресла. Морейн и Лан, стоя друг против друга рядом с холодным очагом, наверное, о чем-то спорили, ибо сейчас Айз Седай выглядела прерванной на полуслове и недовольной. Лицо Стража оставалось непроницаемо, точно у статуи. - Ранд был здесь, сомнений нет! - начал свою речь Перрин. - Этот малый, по имени Саймон, его запомнил! Морейн прошипела что-то скволь стиснутые зубы. - Тебе было приказано держать рот на замке! - прорычал Лан. Перрин повернулся лицом к Стражу. Глазеть на него проще, чем встретить взгляд Морейн. - Но как бы мы узнали, проезжал ли через Джарру наш Ранд, никого ни о чем не спрашивая? - сказал Перрин Стражу. - Итак, если вам еще интересно, он прошлой ночью покинул деревню и отправился на восток. Он боялся кого-то, кто его преследует, желая погубить! - На восток! - Морейн кивнула. Но голос ее звучал спокойно, глаза же блеснули осуждением. - Хорошая весть! Впрочем, если Ранд направляется в Тир, этого и следовало ожидать. Надо сказать, я была уверена, что Ранд был здесь, еще до того, как услышала о Белоплащниках, и известие о них догадку обратило в уверенность. Уж в одном Ранд действительно прав, Перрин. Я тоже никак не могу поверить, что мы с вами - единственные, кто стремится его догнать. Поэтому если те, другие, узнают о наших целях, они попытаются перерезать нам путь. У нас хватает проблем: нужно догнать Ранда и не ввязываться в стычки. Ты, Перрин, должен наконец научиться держать язык за зубами - до тех пор, пока я не позволю тебе говорить. - Белоплащники? - недоверчиво переспросил ее Перрин. Держать язык за зубами? Да спали меня Свет, если я до того унижусь! - Но почему вы сделали такой вывод из их поведения? Что, Ранд утратил разум? Но неужели сумасшествием можно кого-то заразить? - Да не о сумасшествии его я говорю, Перрин! - Морейн повела бровями. Ранд еще далек от того, что называется безумием. Перрин, пойми. Ранд намного более сильный та'верен, чем кто-либо со времен Эпохи Легенд. Вчера на земле сей деревушки Узор... Узор сам собой сдвинулся с места и облепил Ранда, как глина облепляет изнутри предложенную ей форму. Свадьбы одна за другой, появление Белоплащников, - любой, кому известно, о чем слушать, сразу догадается по этим приметам, что здесь появлялся Ранд. - И подобные же "приметы" будут сопровождать его на всем пути? - спросил Перрин, переводя дух. - Видит Свет, и прислужники тени смогут с такой же легкостью выследить Ранда, как мы! - Быть может, ты прав, - Морейн пожала плечами. - А может быть, и не прав! Никто из нас практически ничего не знает о та'верен столь сильном, как Ранд! - Неведение заставляло ее говорить с Перрином в раздраженном тоне. Из тех та'верен, записи о которых сохранились, самым сильным и известным был Артур Ястребиное Крыло. Но и он, Ястребиное Крыло, не оказывал на всех и вся такого влияния, как Ранд! - Говорят, - добавил Лан, - будто бывало, что люди, оказавшись в одной комнате с Артуром Ястребиное Крыло, вместо заготовленной ими лжи выкладывали ему всю правду или принимали такие решения, о каких до того и не помышляли. Порой каждый бросок игральных костей, любой пируэт в карточных играх раскладывал на столе необходимый Артуру выигрыш. Но подобное случалось нечасто. - Иначе говоря, вы не знаете, - обращаясь к Морейн, молвил воин-кузнец. Да он может на всем пути до Тира оставить след - сплошь свадьбы и посходившие с ума Белоплащники! - Иначе говоря, я знаю столько, сколько нужно знать, - оборвала его Морейн. Ее темноглазый взгляд хлестнул Перрина, точно кнут. - Узор сплетает вокруг та'верен тонкое кружево, и другие, кому известно, на что нужно смотреть, могут проследить сплетение этих нитей. Будь осторожен, Перрин, чтоб язык твой не выболтал больше, чем известно тебе! Морейн словно наносила воину громящие его удары, и у Перрина невольно опускались плечи. - Но на сей раз вам, Морейн, нужно радоваться тому, что я не держу язык за зубами, - еле выговорил Перрин. - Саймон догадался: вы - Айз Седай! Он очень желает, чтобы вы Исцелили от какой-то болезни брата его, Ноама. Если бы я не заставил его признаться в этом, Саймон не нашел бы в себе мужества попросить о помощи, а то еще стал бы разглагольствовать о вашей персоне в кругу своих дружков. Лан обратил взгляд на Морейн, и они смотрели друг на друга долго и пристально. Страж был похож на волка, который вот-вот бросится на добычу. Но вот Морейн наконец покачала головой. - Нет! - промолвила Айз Седай. - Как пожелаешь. Ты решаешь сама! - Голос Лана прозвучал так, будто Страж полагал: решение Морейн - неверное. Впрочем, он оставался бестрепетен. Перрин взирал на них обоих, выжидая. - Вы не о том думаете... - промолвил Перрин. - Саймон никому не скажет, если будет мертв, так, да? - Если он умрет, то не я тому виной, - ответила Морейн. - Но я не могу - и не стану - ручаться, что такого исхода он избежит. Ранда мы должны найти как можно скорей, и уж в этом деянии я не потерплю неудачи! Понятно тебе? - Перрин, пойманный ее взглядом вновь, ни слова сказать не сумел. Она же кивнула так, будто молчание его являлось красноречивым ответом единомышленника. - А теперь - веди меня к Саймону! Дверь в номер Лойала была открыта, выпустив за порог в коридор лужицу света от горящей свечи. Две кровати стояли сдвинутые в одно ложе, на краю коего посиживали себе Лойал да Саймон. Задрав голову и от удивления разинув рот, человек без подбородка не отрываясь смотрел на Лойала. - О да, великолепны стеддинги! - вещал Лойал. - О, такой покой под сенью Великих Дерев! Вы, человеки, затеваете войны, вечно ссоритесь друг с другом, но стеддинги не беспокоит ничто! Живя в согласии, мы выращиваем дерева... - Вдруг он вскочил, лишь увидев Морейн, сопровождаемую Ланом и Перрином, и Саймон встал, принялся кланяться, затем попятился и наткнулся спиной на стенку. - Э-э, добрая госпожа... Я... Э-э... Он все продолжал вздрагивать и вертеться, точно марионетка. - Проводи меня к своему брату, Саймон! - скомандовала Морейн. - Чем смогу, я помогу ему. Поскольку сей добрый малый обратился к тебе первому, Перрин, пойдешь со мной тоже. - Лан сверкнул взором, однако она покачала головой. - Если мы двинемся к нему всем отрядом, то привлечем внимание деревенских жителей. Потребуется мне защитник - один Перрин вполне справится. Кивнув Морейн, Лан подчинился ей, затем окинул Перрина суровым взором. - Смотри, кузнец! - проворчал Лан. - Если с ней что случится... Предупреждение закончили обещанием его холодные, как нож, голубые глаза. Саймон подхватил одну из свечей и, суетливо кланяясь, повел спасителей своего братца к двери, а тени их на стенах танцевали под слабым светом, точно куклы. - Прошу вас, гм-гм, госпожа хорошая, сюда вот... Они миновали весь коридор, открыли дверь, спустились по лестнице и вышли из здания в тесный проход между гостиницей и конюшней. Сжав огонек мраком, ночь обратила свечу в мерцающую точку, булавочную головку света. На небе сверкал острый месяц, светили звезды, и глазастый Перрин все видел очень ясно. Он удивлялся, отчего Морейн не приказывает Саймону прекратить поклонную гимнастику, но она молчала. Манерно поддернув свои юбки, дабы не испачкались они грязью земли, Айз Седай прошествовала впереди всех, точно королева, скользящая по паркету своего дворца, а не по темному коридору. На дворе уже было зябко: ночи еще повиновались эху ушедшей зимы. - Сюда, господа! - Через задний двор гостиницы Саймон привел отряд спасателей в загончик позади конюшни и поспешно освободил дверь от запора. - Вот здесь! - указал он на двери. - Тут, добрая госпожа. Тут мой брат. Брат Ноам. Дальний край загона был кое-как, с грубой торопливостью отгорожен деревянными кольями. Толстую дощатую дверь держал на запоре мощный стальной замок в петлях засова. Заслоненный от мира войском нерушимых преград, в конюшне, на полу, застланном соломой, распластанный, лежал на животе человек. Босоногий. Рубашка его и штаны были разодраны, словно он сам, не зная, как от них освободиться, их порвал, сдирая с себя одежду. Почуяв запах немытого тела, Перрин решил, что чувствуют сей дух и Саймон, и Морейн. Подняв голову, Ноам молча и безучастно смотрел на вошедших. Поверить, что он действительно Саймону брат, черты его внешности не помогали: во-первых, подбородок у больного выдавался вперед, к тому же мужчина он был кряжистый, имел широкие плечи; но ошеломило Перрина не это. Глаза человека. Глаза его полыхали золотым огнем! - Почти целый год он вел себя как сумасшедший, госпожа, поверите ли, врал, будто может разговаривать с волками, понимать их язык! Да вы посмотрите, какие глазищи у бедного! - Саймон быстро взглянул на Перрина. - Про волков он заводил речь всякий раз, как напьется. Все мы над ним смеялись. А с месяцок так, примерно, назад исчез Ноам из деревни. Пошел я его искать, да и нашел такого, как изволите видеть. Без особой охоты и с осторожностью Перрин стал приближаться к Ноаму, точно к волку. Бежать сквозь лес, чуя носом ледяной ветер. Щелкая зубами, молнией прыгнуть с валуна. Ощутить, как сладко на языке кипит кровь. Убивать! Воин-кузнец отпрянул назад, будто спасаясь от огня, заслонил себя защитой. Не мысли Ноама он прочел, но поток воспоминаний, полуясных желаний, тоски. Но в больном ощущалось слишком много волчьего. Чтобы успокоиться, Перрин прислонился к стене; колени у него дрожали. Помоги мне, о Свет! Морейн возложила длань на замок. - У мастера Харода есть ключи, госпожа моя, да вот не знаю, даст ли... Женщина потянула замок на себя, он щелкнул и открылся. Саймон не сводил с нее глаз. Морейн вытащила замок из петли, и человек без подбородка обратился к Перрину: - Но не натворим ли бед, добрый господин? Ноам - брат мой, но когда матушка Рун пыталась ему помочь, он укусил ее... и он загрыз корову! Собственными зубами, - Саймон шептал уже едва слышно. - Морейн! - проговорил Перрин. - Этот больной для вас опасен! - Все люди опасны, - она холодно усмехнулась. - Успокойся, дружок. Распахнув дверь, Морейн вступила за ограду загона. Перрин затаил дыхание. Айз Седай подходила к нему все ближе, и Ноам, оскалившись, стал рычать, и рычал столь свирепо, что по телу его пошла дрожь. Морейн не обратила на рык ни малейшего внимания. Она по-прежнему приближалась к больному, а он, рыча, отползал по соломенной постели, пока не загнал себя в угол. Или она его загнала? Неторопливо и без страха Айз Седай опустилась на колени и своими руками сжала Ноаму виски. Рев его переходил в ворчанье, обратившееся затем в хныканье столь быстро, что Перрин и ахнуть не успел. Долго, долго Морейн обнимала голову Ноама, наконец освободила больного и поднялась. Она обернулась к Ноаму спиной так доверчиво, что горло у Перрина сжалось, - но целительница бестрепетно выходила из клетки человека-волка, провожаемая его палящим взором. Открыв дощатую дверь, Морейн повесила замок на место, в петли, закрывать же его не нашла нужным, - и Ноам кинулся, рыча, на жерди ограды. Он грыз их, налегал на прутья клетки плечами, старался просунуть меж ними свою голову, продолжая рычать и щелкать зубами. Уверенным жестом, без радости и без страха на лице, Морейн стряхнула со своего платья солому. - Вы так рисковали! - вырвалось у Перрина. Она посмотрела на него глубоким взглядом человека, понимающего суть вещей, - и он опустил глаза. Желтые свои глаза! - Можете помочь Ноаму, леди? - хрипло спросил у нее Саймон, вглядываясь своему брату в лицо. - Могу лишь выразить тебе свое сожаление, Саймон. - Но хоть что-нибудь сделайте с ним, госпожа моя добрая! Ну, что-то такое, вы сами знаете, - голос его снова стал едва слышен. - Айз Седай творят иногда столь волшебные дела... - Исцеление - дело непростое, Саймон, творят его и больной изнутри самого себя, и целитель - вместе. В брате твоем не осталось ничего, что помнило бы его человеческую бытность. Нет таких карт, что наставили бы его на обратный путь, да и внутри у него нет того, кто мог бы идти назад. Нет больше Ноама, Саймон! - Но ведь он... Госпожа моя, Ноам любил шутить, стоило ему только выпить изрядно. Только он... - Саймон поднял руку к глазам и заморгал. - Спасибо вам, добрая леди! Я понял: вы бы ему чем-нибудь пособили, кабы могли... Морейн положила ладонь ему на плечо, тихонько сказала Саймону ободряющие слова и покинула загон. Обязанностью его, как Перрин помнил, было следовать за повелительницей, однако человек в загородке - а вернее, тот, кто когда-то был человеком, рычал на деревянные прутья своей клетки и как-то удержал его. Воин-кузнец шагнул к засову и, к собственному удивлению, сразу его отодвинул, вынув замок. Хороший замок, кузнецом знатным сработан. - Что задумали, господин хороший? - спросил Саймон. Разглядывая добрый замок, Перрин посматривал и на человека, упрятанного в клетку. Ноам прекратил грызть дерево: он пугливо бросал взгляды на Перрина, дыша с трудом. Человек-волк уже сломал себе несколько зубов. - Можешь держать его здесь всю жизнь, - проговорил Перрин, - но лично я не уверен, что ему от этого будет лучше. - Если он вырвется отсюда, ему - смерть! - В клетке или на свободе - он все равно погибнет. А выпустишь на волю он станет счастлив, пускай по-своему. Ноам уже больше не брат тебе, но освободить его можешь только ты. Но можешь и здесь его оставить, а люди смотреть станут, как он грызет прутья своей клетки, пока бедняга не помрет с тоски. Разве можно, посадив волка в клетку, ожидать, когда же он станет счастливым? Или он в силах просидеть за решеткой весь век? - Ну что ж, - нетвердо заговорил Саймон. - Я понимаю. Да! Посомневавшись, он все же кивнул и повернул голову к двери загона. Более твердого согласия Перрин не стал ждать. Он отворил толстую дверь и отошел в сторону. Ноам тотчас же посмотрел в сторону выхода. Через миг он уже выбросил себя из клетки, мчась на четвереньках, но с удивительным проворством. Из клетки, пролетев через загон, - в ночь! Помоги нам обоим, о Свет! подумал Перрин. - Думаю, свободным-то быть - это ему лучше! - Саймон расправил плечи. - Но что теперь скажет мастер Харод? Дверь открыта, а Ноама на месте нет! Перрин захлопнул дверь клетки; огромный замок, водворенный воином на свое прежнее место, закрываясь, прищелкнул. - Пусть господин Харод пошевелит мозгами: что же могло произойти?! Саймон закатился лающим смехом, но тут же умолк. - Уж он-то придумает, как ему быть! Они все тут парни не промах! Некоторые из них даже додумались врать, будто Ноам превратился в волка до конца - и шерсть, мол, на нем выросла, и хвост, - это они наболтали в тот день, когда Ноам покусал матушку Рун. Надо же такую неправду выдумать! Вздрогнув, Перрин прислонился головой к двери клетки. Он может и не обрасти шерстью, но оставаться волком! Волк уже не человек. Помоги мне. Свет! - Не всегда мы его здесь держали, - заговорил опять Саймон. - Жил себе в доме матушки Рун, но когда явились к нам Белоплащники, она и я попросили мастера Харода запереть Ноама здесь. У Белоплащников всегда с собой список прислужников тьмы, их-то они, мол, и ищут повсюду. А какие глаза у моего Ноама, вы видите сами. И в списке у Белоплащников было такое имя: Перрин Айбара, кузнец. Они всем объясняли, что у него глаза желтые, что он, мол, с волками заедино. Так вы уж сами теперь понимаете, отчего мне не хотелось, чтобы они увидели Ноама... Чуть повернув голову, Перрин искоса поглядел на Саймона, спросил: - Так ты поверил им, будто Перрин Айбара - Приспешник Тьмы? - Друг Тьмы не повел бы и бровью, если бы братик мой погиб здесь, в тюрьме. Думаю я, нашла тебя добрая леди вскоре после случившейся с тобой напасти. Вовремя пришла тебе помощь! Как бы мне хотелось, чтобы добрая госпожа пришла к нам в Джарру не нынче, а месяцев этак несколько назад... Перрину уже было стыдно за то, что он сравнивал сего мужа с лягушкой. - Я тоже хотел бы, чтобы она как-то выручила Ноама! Спали меня Свет. но я желаю, хочу всей душой, чтобы Морейн сумела ему помочь! Внезапно в голову ему пришло вот что: о судьбе Ноама вся деревня должна знать! Ведать должны о тайне его желтых глаз!.. - Саймон, не принесешь ли ты ужин мне в номер?.. Кстати, и мистер Харод, и остальные из местных были, верно, настолько захвачены разглядыванием великана Лойала, что на глаза Перрина внимания не обратили, но если он будет обедать в общей зале, все заметят желтый взгляд! - Принесу, конечно. И завтрак тоже принесу. Не следует вам спускаться в общую залу, пока не придет время оседлать коня и покинуть Джарру. - Добрый ты парень, Саймон! Хороший ты человек... По лицу Саймона расплылось чистое удовлетворение, и Перрина вновь уколол стыд.