В деревянной анахроничной будке за стеклом откровенно скучал охранник в чёрной форме, выглядевший ничуть не лучше большинства заключённых. Бледное с истончившейся кожей лицо с впалыми щеками, тощий подбородок, серые тонкие губы, покрасневшие глаза с большими мешками. Последствие постоянного нахождения в закрытом помещении без солнечного света. Впрочем, заключённым разрешалось выходить гулять на специально оборудованный двор, охранники тюрьме бывали на свежем воздухе редко.
- Господин офицер, мне нужно позвонить в офис моего адвоката, - негромко, но чётко, чтобы привлечь внимание, сказал я.
Охранник разомкнул веки не сразу и только наполовину, бросив равнодушный взгляд, в котором тускло просвечивал вопрос-осуждение. Черт, я совсем забыл!
- Кристофер Стэнли, номер 110-296, - быстро добавил я. - Абонент - советник Чарльз Дэвис. За его счёт.
За каждый звонок приходилось выкладывать немаленькую сумму, а сейчас у меня с собой не было денег. Иногда я с ужасом представлял счёт за юридические услуги, который рос с каждым днём, проведённым в этой проклятой тюрьме, стараясь всеми силами отогнать эту мысль. Если Дэвис занимался моим делом, значит, его гонорар оплачивался. Иначе его бы сменил адвокат, предоставленный государством.
Тяжело вздохнув, будто его заставляли выполнять какую-то немыслимо сложную работу, офицер полез в ящик стола, вытащив толстую «амбарную книгу» в сильно потрёпанном чёрном переплёте. Распахнув, начал медленно листать, провёл костлявым пальцам по строчкам, и чуть заметно кивнув головой, не размыкая глаз, в сторону решётки. Визгливо вскрикнув, она автоматически отъехала в сторону, пропустив меня внутрь.
- Номер три, - буркнул он.
На грязно-белой стене с отбитой штукатуркой в ряд висело несколько больших чёрных блестящих коробок - телефоны с круглым выпуклым диском наверху для набора номера. Мне разрешалось делать один звонок в неделю, но к моему адвокату я мог обращаться в любое время дня и суток. Собственно говоря, я только ему и звонил. Больше знакомых в этом мире у меня не было.
Набрав номер, который выучил наизусть, я долго выслушал долгие гудки, уже потеряв всякую надежду. Но тут в трубке что-то щёлкнуло.
- Мистер Стэнли, наша апелляция отклонена. Но мы не теряем надежды, - проговорил дежурным тоном Дэвис в ответ на моё приветствие.
- Да, я помню. Но я звоню по другому поводу, - царапая ногтем довольно глубокую дырку в штукатурке, быстро объяснил я. - Скажите, Меган Баррет была женой Питера Баррета, который погиб в лаборатории?
- Совершенно верно.
- Я прочёл в газете, что она покончила с собой. Что она написала в предсмертной записке? В заметке об этом ни слова.
- Записки она не оставила, но все было и так ясно, - объяснил Дэвис сухо. - Полиция опросила родственников Меган. Они сообщили, что она чувствовала себя подавленной, после смерти мужа. Очень переживала. Дело закрыли.
Кажется, его совсем не заинтересовали мои слова. Он жаждал отвязаться от меня.
- Прошу вас, вернитесь к этому делу. Вдруг записка найдётся?
- Если записка найдётся, я буду вынужден передать её в прокуратуру, - он пытался меня убедить. - А если там будет что-то негативное для вас, обвинение может открыть новое дело. Процесс может закончиться трагически. На волне общественного недовольства, которое выплеснулось уже на страницы прессы.
Да уж, отвратительные жабы из ультраправой газетёнки постарались взвинтить градус ненависти к Стэнли. А вдруг я ошибся и Дэвис прав? Страх вновь начал заливать душу тёмной, удушающе ледяной водой. Повисла пауза, я мучительно соображал, стоит ли быть настойчивым.
- Чарльз, я рискну. Пожалуйста, возобновите расследование этого дела.
Я повесил трубку, когда услышал короткие гудки.
На следующее утро после завтрака меня вызвали к директору, Джеймсу Тодду, тому самому «грифу», которого адвокат Дэвис так долго уговаривал не добивать меня в зале казни. Сейчас Тодд не казался таким отвратительным, хотя, безусловно, держался на расстоянии, холодно и надменно.
Кабинет не поражал роскошью, но мрачная обстановка, выдержанная в чернильно-чёрных тонах - письменный стол с облезлыми ящиками, стеллажи с папками, портативная пишущая машинка, телефон, наводила уныние.