Но всё это лирика, теперь я гнал на своей тачке по дублеру Лениградки, как сумасшедший. Но все равно опоздал.
Припарковал «мустанг» на стоянке, вылез и бросил машинально взгляд на унылый силуэт офисного здания. Сегодня место моей работы особенно сильно напоминало тюрьму.
Проходя пост охраны, краем глаза я заметил с сильным неудовольствием в стеклянной перегородке отражение моей опухшей невыспавшейся физиономии. На издающем подозрительный скрежет раздолбанном грузовом лифте с разными створками, одна из панели под светлое дерево, другая из алюминия, я поднялся на двенадцатый этаж.
- Привет, Олечка, Михаил Иванович у себя? - спросил я, остановившись у стойки в приёмной.
- Да, Олег Николаевич. Он ждёт вас, - ответила секретарь, хрупкая светловолосая девушка в цветастом сарафане, вид которой немного отвлек от предстоящего тяжёлого разговора с главным редактором. - И в очень плохом настроении, - тихо предупредила она, оглядывая меня, как мне показалось, с жалостью.
- Ладно, надеюсь, не убьёт и на этот раз.
Мои шаги гулко впечатывались в бежево-коричневую плитку, которой был отделан пол. Хотя я и старался ступать мягче. Вот и массивная латунная табличка: «Коломийцев М.И.» солидно поблескивала на двери.
- Верстовский, где ты шлялся, твою мать?! Я тебя уже два часа жду!
Грозный взгляд Михаила Ивановича, полного коротышки с редкими кустиками волос на лысой голове, вызвал страстное желание застрелиться.
- Извините, в пробке стоял.
- Всё в пробке стоят, один ты постоянно опаздываешь, - нахмурился он. - Скажи проспал.
- Да, проспал, - спорить сил уже не было.
Мгновенно охватило арктическим холодом. Полный Коломийцев страдая из-за жары, включал кондиционер на минимальную температуру. Так что показалось, будто я попал в склеп. Интерьер усиливал это ощущение: высокие шкафы из морёного дуба с седыми прожилками, письменный стол со столешницей из полированного чёрного гранита, за которым в кожаном кресле сидел мрачный хозяин, скрестив пальцы перед собой .
- Ну и ладно. Молодец, честно сознался, - расслабился Коломийцев. - Давай выкладывай, что у тебя за идея.
Затушив очередную сигарету в заваленной окурками хрустальной пепельнице, тут же взял новую. Это было выше моего понимания - больное сердце главреда и никотин.
- Я хочу написать статью о детдоме. Я вам рассказывал. Мне написала девочка, Катя Смирнова...
- Детдом говоришь? - на лице главреда обозначилась кислая мина. - Ага.
Он со скрипом отодвинул кресло. Тяжело приподнял грузное тело, вяло свисающий на брючный ремень живот, подошёл к окну. Постоял там, широко расставив ноги, вглядываясь в даль, как капитан корабля.
- Значит, так. Писать на эту тему ты не будешь, - вынес он свой неутешительный для меня вердикт. -Ты понял? Не будешь!
Повернулся и тяжело плюхнулся в кресло.
- Почему? - моему удивлению нет было предела.
- Потому что это не наша это тема. Понятно? Не наша!
- Как это не наша тема? - я уже начал злиться. - Призраки, оборотни! Загадочные смерти. Весь набор!
Коломийцев тяжело вздохнул, откинулся на спинку и замолчал. Только сизый дымок вился к потолку. Расплывался в ажурную кисею. И глаза главреда также затуманились, остекленели.
- Я не понимаю в чем дело, Михаил Иванович.
- Ну, хорошо, - он наклонился, оперся на вытянутые руки и понизил голос, будто боялся, что его подслушают: - Мне позвонил кое-кто и порекомендовал в это дело не влезать.
- Ах, вон оно что, - я положил ногу на ногу, откинувшись в кресло. - Больших шишек я задел, значит. Ясно. Понятно.
- Что тебе понятно? - взорвался главред, лицо и шея побагровели так, что я испугался, не хватит ли его удар. - Не наше это дело! Всё! Свободен!
Не на того напал. Я упрямый.
- Тогда я хочу взять творческий отпуск. За свой счет, - отступать не в моей натуре.
- Послушай, Олег. Ну прошу я тебя по-человечески, - Коломийцев решил изменить тактику, придав голосу такую мягкость, что не доступна самому лучшему отбеливателю. - Не занимайся ты этой херней. Не надо. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Ты моя правая рука. Можно сказать, ты мне как сын.
Я закатил глаза к потолку, вздохнул. Театральность Коломийцева злила не меньше, чем шоу, устроенное Джунгаровым из моего кошмара.
- Ну что ты скалишься, мать твою! Хочешь кончить, как Михаил Бекетов? А?
Я передернул плечами, как ужаленный. Главред ткнул в больное место. Михаил Бекетов был главным редактором нашей местной газетки, боролся против вырубки реликтового леса. Его подстерегли, избили, так что он стал инвалидом-колясочником. Недавно он умер.
- Дайте мне съездить в Серпухов. Прошу - только на один день! Поговорю с Катей и всё. Если ничего по нашей теме не найду - писать ничего не буду.