- В Серпухов? - Коломийцев хмыкнул, а глаза сально блеснули. - Ну что же ты сразу не сказал, дорогой мой человек? На свиданку с женой хочешь поехать?
Хитро подмигнул, заставив изумленно уставиться на него.
- Чего глядишь? Думаешь, мы тут не в курсе, что твоя жена снимается в Серпухове, в новой картине. У режиссера Романовского.
Я понятия не имел, где работает сейчас Милана. После того, как мы поссорились, она уехала, и мне в голову не приходило узнать куда. Она звонила пару раз, но я сбрасывал звонок.
- Да. Хочу поехать на свидание с женой.
- Отлично. Отлично, - обрадовался Коломийцев. - Езжай. Посети там Храм Николы Белого. Красоты неописуемой. Такие фрески. Росписи офигенные. А иконостас! Вот и напиши об этом. Не все же нам печатать про чертовщину. Надо и о душе думать. О душе. «Если дорога не ведет к Храму, тогда зачем нужна эта дорога».
Утром я выехал пораньше, чтобы не попасть в пробку. Мой красный «мустанг» несся по федеральной трассе «Крым» легко и свободно. По обеим сторонам серой ленты шоссе стеной стоял лес, с белеющими тонкими станами березками. Сменяясь на простирающиеся почти до горизонта изумрудные луга.
На перекрёстке на фоне голубого неба нарисовалось двухэтажное, отделанное коричневым кирпичом кафе, похожее на купеческий дом. Я оставил машину на стоянке, и направился внутрь, решив перехватить что-нибудь. Рано выскочив из дома, я не успел поесть и сейчас ощущал, как желудок сводит от голода.
Местечко это оказалось уютным и тихим. Зал состоял как бы из двух частей. Квадратные столики с пуфиками и обшитым грубым полотном диванчиком вдоль стены, отделанной панелями из светлого дерева. И вторая часть - круглые столики и стулья со спинками в виде лиры, за одним из которых мы как раз и сидели. Фирменное блюдо - жаренная свинина под особым соусом, было вполне съедобным, а кофе по-венски - крепким и ароматным.
За окном хорошо просматривалась лента шоссе и автостоянка. Грузовик, загруженный по самый верх помятыми картонными коробками; новенький «форд фокус» сине-фиолетового цвета. И побитый временем грязно-зелёный жигуль с замазанной чёрной краской дверью и разбитой фарой.
Я бездумно разглядывал посетителей, пытаясь представить, кто они, чем занимаются. В детстве любил с друзьями ездить в метро по московской кольцевой ветке, рассматривать пассажиров, придумывая им биографии. Разумеется, никто из нас не мог проверить, кто, в конце концов, оказался прав. Но тот, кто рассказывал историю убедительней и красочней всех, побеждал. А мне удавалось так запудрить мозги друзьям, что они слушали, разинув рты. Может быть, это и повлияло на то, что я стал журналистом.
Вон тот необъятного размера толстяк, с головой, как арбуз, лежащий на плечах, как на блюде, явно был раньше большой министерской шишкой, но выгнали на пенсию, и он съехал в провинцию. Нашёл тёплое местечко мелкого начальника. Темно-синий пиджак из шерсти с кашемиром разошелся на пузе, а купить новый такой же бывшему бюрократу высокого пошиба стало не по карману. У ножки стола притулился портфель из хорошо выделанной светло-коричневой кожи, потрескавшейся по краям у потускневшей латунной застежки.
Этот посетитель неприятно напомнил Розенштейна, продюсера фильма Верхоланцева, где я познакомился с Миланой. Я реально поспособствовал смерти Розенштейна. Взял у моего друга техномага Кастильского оборудование для создания «призрака Пеппера», загримировался под Северцева, и явился, как привидение. Известный актёр был заядлым игроманом, просаживал огромные бабки, влез в непомерные долги. И продюсер вынудил его принять участие в кровавом шоу. Когда Северцев понял, во что влип, стал угрожать, что пойдет в полицию. Подручные Розенштейна его убрали.
Никто бы не смог обвинить меня в этой смерти. Несчастный случай, сердечный приступ. Но где-то в подсознании зудела эта мысль, мучила, воплощалась в кошмарах, где за мной то приходила полиция, чтобы арестовать, то я уже сидел в камере. Один раз приснилось, что меня собираются казнить на электрическом стуле. Бррр. Проснулся весь мокрый и целый день мерещился жуткий зал с «троном смерти», ледяное прикосновение колпака, к которому подведен провод. И адская боль, разрывающая мозг.
- Олег? Олег Верстовский! Не узнаешь? Это я, Витька Мазаев
Рядом, не спросив разрешения, плюхнулся тощий длинный парень в очках в черной оправе. Я тут же вспомнил его, хотя тот отрастил себе щегольскую бородку. Довелось работать на съемках фильма Верхоланцева.
- Привет, Витёк. Узнал, конечно. Чего здесь?