Перед Альбиной уже стояло три огромных в полный рост зеркала, около которых суетились девочки: костюмеры и гримёры, скорее для проформы, чтобы подчеркнуть важность персоны, чем для дела. На кой ляд Альбине понадобилось четвёртое, я осознать не мог.
- Серёга, пошли, помогу распаковать, - кто-то сильно подёргал меня за рукав.
Рядом неожиданно оказался мой приятель Сашка, широкоплечий парень с круглым, добродушным лицом, носом-картошкой, и растрёпанными тёмными волосами. На его лице ясно читалось, что он подошёл, а, скорее всего, подскочил, вовсе не для того, чтобы помочь мне с зеркалом, а потому что понял, я готов вспылить и это может закончиться плачевно.
Мы вместе прошли к фургону, он помог вытащить, запакованное в деревянные доски и проложенное пенопластом, зеркало.
- Ты это... Серёга, - протянул он, бросая на меня быстрый изучающий взгляд. - Ты не серди кобру нашу, иначе всем не поздоровится. Делай то, что она велит и все делов.
- Я не пойму, Сашка, почему Романовский это терпит? - орудуя с остервенением гвоздодёром, проворчал я.
- Ну как ты не поймёшь! Она же дочка самого Садовского! Особняки с видом на деньги, яхты, скважины, трубы. Это ещё хорошо, что она не страшна, как крокодил. Могло быть паршивей.
Оторвав все доски, и очистив от пенопласта, я поставил зеркало перед собой, разглядывая собственную физиономию. Я сильно похудел, пока метался между детдомом и съёмками. Щеки ввалились, глаза лихорадочно блестели в глубине иссиня-чёрных впадин. Даже, если бы я сейчас сбрил усы и мерзкую бородёнку, которые мне приходилось подкрашивать, Милана, возможно, не узнала бы меня.
- Чего любуешься? - поинтересовался с иронией Сашка - Думаешь, сможешь ли ей вдуть?
- Кому? - протянул я. - Королевской кобре? В гробу я её видел, в белых тапках.
Он пожал плечами, и мы потащили зеркало на двор. Альбина царственным жестом указала, где установить и мы начали монтировать. Рядом с Альбиной уже стоял Романовский, благообразный немолодой мужчина, одетый в джинсы, чёрную футболку и светло-бежевый жилет. Квадратное лицо в обрамлении редеющих седых волос и аккуратно подстриженной бородки, выражало скуку. Узкие глаза прятались за стёклами солнцезащитных очков в тонкой металлической оправе. Он наблюдал за мельтешением вокруг его супруги с полным равнодушием.
- Борюсик, у меня здесь морщинка на платье. Я не буду в этом работать, - протянула она капризно. - Эй ты, кукла чёртова, - ткнула она острым носком туфли в одну из девочек-костюмеров, которая стояла на коленях рядом, проверяя, хорошо ли подшит подол платья. - Не дёргай так.
Несчастная девочка вжала голову в плечи и скукожилась в позе эмбриона. «Борюсик» не пошевелился, на его лице не дрогнул ни один мускул. Он уже явно привык к этим светопреставлениям и не считал нужным реагировать на них.
- Ой, дорогой, у меня тут прыщик, - приблизив физиономию к зеркальной поверхности, заныла Альбина.
- Ничего страшного. Мы средний план будем снимать, - отозвался со стоическим хладнокровием Романовский. - Видно не будет.
- Я вообще не в форме, - она с удовольствием продолжала картинно ныть. - Эй ты, подправь мне здесь. Блестит, - приказным тоном надменной купчихи сообщила она девочке-гримёру, которая большой кисточкой стала покорно наносить пудру на вздёрнутом носике Альбины.
- Фу, - скривилась премьерша. - Ты что, вообще не знаешь, что такое мыло и одеколон? - протянула она.
Её взгляд с таким омерзением заскользил по мне, будто я был свиньёй, только, что вылезшей из вонючей навозной жижи. Сашка успел предупредить мой выпад, схватил так жёстко за плечо, что я чуть не вскрикнул от боли. Но в ту же секунду меня перестала волновать характеристика, выданная мне супружницей зятя Садовского. Я заметил, как из другого трейлера вышла Милана. Безусловно одетая в гораздо более скромное платье, чем Альбина, но выглядевшая потрясающе сексуально. Обтягивающий лиф с ажурной драпировкой бледно-жёлтого платья подчёркивал безупречную линию груди и плеч. Иссиня-чёрные волосы, расчёсанные на прямой пробор, струились локонами по щекам, обрамляя нежный овал лица, делая хрупкой и беззащитной. Но меня тут же с головой накрыла удушающая пелена ревности. Рядом с Миланой вышагивал улыбающийся Серебрянников, одетый в роскошный костюм жениха: приталенный чёрный фрак с высоким воротником с острыми концами, которые упирались в загорелые щеки, зауженные брюки с непомерно широкими лампасами. На шее красовался шёлковый платок, скреплённый огромной сверкающей брошью.
- Пошли, Серёга, перекурим, - голос Сашки вывел меня из ступора.
Хотя я не сильно опасался, что Милана узнает меня, лишний раз попадаться ей на глаза, не хотелось.