Кто-то сдёрнул с моих глаз повязку, ослепил яркий свет, который через мгновение потускнел. Кровавое марево расползлось, проступили очертания помещения метров десять в ширину. Матово-блестящие стены, на уровне двух метров салатовые, выше - белые. Слева на стене длинный ряд батарей отопления, от которых вверх шли трубы, соединяясь с несколькими рядами таких же на потолке. Гладкий пол из светло-серых мраморных плит закрывал у моих ног тонкий темно-серый резиновый коврик.
Справа от двери в центре стены за низким деревянным бордюром сидело несколько человек. Немолодая женщина в закрытом до шеи платье болотного цвета с огромным старинным кулоном, свисавшим на толстой цепи. Вытянутая, бледная физиономия с глубокими рядами морщин по углам рта, длинным носом выражала презрение, сделавшее честь герцогини из древнего рода. Почти не размыкая узких губ, разговаривала с рядом сидевшим тощим типом. На вид ему было лет тридцать-тридцать пять, хотя капризно выпяченные толстые губы маленького рта и практически отсутствующий подбородок делали его похожим на обиженного ребёнка, которого родители лишили законного угощения. На одутловатом лице с маленьким острым носом преобладал лоб почти без морщин, едва прикрытый жидкими неопределённого цвета кудряшками. Не первой свежести светло-серый летний костюм совершенно не сочетался с широким безвкусным галстуком в белый горох.
У самой стены вальяжно развалился в деревянном кресле тип, пронзающий меня таким надменным выражением глубоко утопленных глаз, словно он являлся не просто вершителем судеб, но сам создал этот мир и был глубоко разочарован тем, что в его великое творение пробрался гнуснейший таракан, который все испортил. Если бы я встретил на улице, то решил бы, что это бывший охранник-горилла или боксёр.
За ним едва виднелся толстяк, на чьих плечах лежала круглая, как арбуз голова с редкими седыми патлами. За толстыми стёклами очков в огромной в пол-лица оправе горели ненавистью маленькие, бесцветные глазки.
Я оглядел себя и похолодел. Взгляды были прикованы ко мне, а я был привязан к деревянному стулу с высокой спинкой. Один ремень пересекал грудь, остальные плотно фиксировали руки и ноги. Рядом возвышались два истукана с безучастными лицами в чёрной форме. Справа из-под ноги вылезал, словно толстая змея, скрученный провод.
И вдруг сердце подскочило вверх к горлу, замерло, затрепыхалось, словно маленькая беззащитная птичка в силках. Кресло было устройством для проведения казни - электрическим стулом. И сотни таких же «проклятых», как я, отполировали до зеркального блеска его подлокотники.
Мне раньше снились такие сны, что я сижу на электрическом стуле. Но сейчас всё было так реалистично, так адски больно и страшно.
Оглядевшись, я заметил справа двух персонажей, стоявших у открытой двери, в проёме которой хорошо просматривалась длинная рукоять рубильника. Полный мужчина в темно-синем костюме, с квадратным лицом и аккуратной стрижкой седых волос, что-то горячо втолковывал стоящему рядом с кислой миной унылому субъекту. Крупный нос крючком, плотно сжатые узкие губы и острый, костлявый подбородок вызывал в памяти тошнотворный образ грифа, ждущего на краю ущелья мертвечину. Судя по глубоко запавшим складкам на лбу и сведённым кустистым бровям, он решал какую-то непосильную для его мозгов задачу.
Мне хотелось открыть рот и закричать: «Помогите», но губы не разжимались, сведённые судорогой. Ужас парализовал волю, даже молиться не хватало сил.
- Хорошо, я согласен, - услышал я, наконец, голос «грифа». - Вы меня убедили. Даю два часа. Успеете - ваше счастье. Мы пока займёмся проверкой, - отчеканил он.
Странно, но эти простые фразы я осознал не сразу, будто они проходили через модуль проверки. Вначале набор непонятных звуков, потом они превратились в отдельные слова, слились во фразы. И я, наконец, понял их значение.
Тот самый субъект, смахивающий на грифа, сделал незаметный жест. Чёрные фигуры, наклонившись ко мне, стали быстро отвязывать меня. Сняли кожаный пояс с груди, ремни с рук и ног. Мужчина в темно-синем пиджаке, нахмурившись, пристально наблюдал, словно опасался, что они сделают что-то неправильно.
Как только я попытался встать, меня повело, качнуло, как при сильной качке. Голова закружилась, до горла затопила тошнота, сознание затуманилось, в глазах начали взрываться ослепительные звезды, медленно опускаясь за границу зрения. Потеряв ориентацию, я начал падать, как в пропасть. Конвоиры придержали меня, подвели к двери, над которой была прибита надпись “Silence”. Краем глаза я заметил белую анахроничную каталку на колёсах из тонких спиц, два больших, два поменьше. Ноги ослабли в коленях, подкосились, перед глазами вспыхнула картина - мёртвое тело с лицом, искажённым мучительной предсмертной судорогой. Моё тело.