- Скачи отсюда, Сильфарин! – велела Сайибик, хлопая вороного по крупу. – Скачи!
Но мальчик, задрожав, сдержал прыть своего коня: да и не умел он еще скакать верхом галопом.
- Нет! Я не могу оставить здесь… никого из вас.
- Но ты должен, - глухо проговорила Сайибик.
- Он не уйдет далеко даже с Тенкиуном, - мрачно заметил Ругдур.
Напряжение, витающее среди них, нарастало с каждым мгновением.
- Меня везде, везде найдут, - шептал Сильфарин. – Везде… Эйнлиэт…
Ругдур тяжело выдохнул:
- Но не высоко в горах. Забери его, свон.
Норах подлетел к Сильфарину и, ухватив его под руки, бережно поднял со спины жеребца.
- Нет. Тенкиун… Не отпускай хоть ты меня…
- Почему ты боишься? – ласково шепнул свон.
- Я устал уже сворачивать с пути. Устал… Так нельзя…
- Ты потом поймешь, что так надо.
- Тенкиун…
Вороной внезапно громко заржал, поднялся на дыбы… и Сильфарин уже поверил в то, что вот сейчас он каким-то чудом заберет его с собой и домчит, домчит через ночь, через равнину, через ряды вооруженных солдат князя Файлиса… к Каллаону, к Палнасу, к Рунну… Может быть, даже к Свету!
Но его ждал сильнейший удар: Тенкиун ничего этого не сделал. Он просто… убежал.
Бросил!
Сначала Сильфарин не верил. Это просто сон, это очередной из его кошмаров, это не может быть явью! Но проснуться все никак не получалось…
- Тенкиун…
- Забудь о нем, мальчик, - быстро заговорил Норах. – Он…
- Не могу…
- Он ускакал, понимаешь? Надо забыть, малыш, надо забыть… Эх, ну почему ты не старше хотя бы годика на три? – Он развернул мальчика лицом к себе и прижал к груди.
- Мне надо за ним, - уже совсем не осознавая, что говорит, шепнул Сильфарин.
- Ну, куда, куда тебе за ним угнаться? Забудь… Обычная история. Лошади часто волков пугаются, и…
- Нет! Тенкиун не боится оборотней! И он не мог просто так меня бросить, не мог! Он… он что-то почуял… Там, на юге…
Они бежали. На горизонте проступили очертания войска. А позади… Им казалось, что спинами они уже могли чувствовать жгучее дыхание хищников…
- Разве ты не можешь прогнать луну, госпожа? – спросил Улдис.
Сайибик покачала головой.
- Думаешь, я не пыталась? Еще как пыталась! Но Эйнлиэт, пославший сюда волков, не позволил мне… Норах, чего ты ждешь? Уноси мальчика!
- Нет! – крикнул совсем замученный ребенок.
И сын Племени Белого Пера не взлетел.
- Нас зажимает в тиски! – поддержал Великую рельм. – Быстрее, посол! Чего медлишь?
- Нет! – Опустив подбородок на плечо свона, Сильфарин посмотрел на Ругдура блестящими от отчаяния глазами. – Ты обещал, что всегда будешь со мной…
- Да. – Он опустил взгляд. – Обещал… - и снова вскинул. – И буду! Буду, раз давал слово! Только ты, главное, сейчас спасайся. А я… а мы… как-нибудь…
- Как?
Норах, уже готовый к взлету, помедлил, оглянулся через свободное плечо и пристально посмотрел на Ругдура. В светлых глазах промелькнуло понимание. В темных – твердая решимость. Это было краткое мгновение, но его оказалось достаточно для того, чтобы соединить две похожие души, пусть и чужие друг другу. Соединить, возможно, через этого необыкновенного мальчика, которого один любил, уже как сына, а другой держал на руках, чтобы спасти…
Норах странно улыбнулся. Едва заметно, да, но Ругдур – заметил.
- Тебе придется бежать очень быстро, воин, - негромко сказал свон. – Позаботься о том, чтобы сатир и Великая не отстали. Смотрите на меня: я укажу вам дорогу. – Он крепче обнял Сильфарина и с силой оттолкнулся от земли. – Бегите!
Они бежали следом за разрезающим небо и саму ночь Норахом. На север. К Эвильскому хребту. И по звукам за их спинами поняли: там происходило что-то совершенно немыслимое. Оборотни столкнулись с отрядом крихтайнов, началась битва, но при этом и те, и другие не забыли о своих целях, а вернее, о своей общей цели – и продолжали гнаться за заветной добычей.
Оборотней подстегивал страх перед Эйнлиэтом. Крихтайнов – приказ князя, конечно же. Только вот как Файлис узнал о горстке путников, покинувших Талавир этой ночью, находясь у врат Каллаона?
Улдис начал задыхаться раньше всех. Он стонал, хватался за бока и стискивал зубы, то и дело морщась от нестерпимой боли, расплавляющей мышцы и разрывающей легкие. Ругдур обхватил сатира за плечи.
- Терпи, приятель, терпи… Осталось немного…
- Я не понимаю, как он собирается спасти нас… - выдавил Улдис.
- Кто?
- Норах.
Сатиру ответила Сайибик:
- Он хочет спрятать всех нас в Галь-та-Хуре, «Звезде на камнях».
- Где?! – От изумления Улдис даже позабыл об усталости. – В Галь-та-Хур не пускают чужаков! Нораха сурово накажут.
Никто ничего не сказал. Накажут? Да, накажут, потому что Закон Племени Белого Пера очень строг. Накажут. Если он приведет их в свой город.
Если…
- Утро… Улдис, Ругдур, утро… - Сайибик устало улыбалась. – И нет луны. И крихтайны отстали…
- Утро, - тяжело дыша, повторил сатир.
Ругдур ничего не смог сказать. Нет, не от слабости. Оттого, что сердце выскакивало из груди; оттого, что хотелось кричать – только уже торжествующе. Оттого, что он смог сдержать слово… И от возродившейся веры в то, что все будет хорошо. Почему? Неважно почему. Все будет хорошо. Вопреки всему.
Перед ними возвышался величественный хребет Эвиля.
Мы быстро отыскали секретный проход в скале и через семь дней уже были в Галь-та-Хуре – городе хрусталя, горных отрогов и пещер.
Каррок наказал Нораха так, как того требовал Закон Племени: мой бедный друг долго еще лежал с израненной спиной, но о нем заботились родные – старенькая мать и шестилетний сын.
А нас… Нас по Закону должны были держать в Галь-та-Хуре, как в тюрьме, до скончания дней, отпущенных каждому. Очень уж негостеприимный и скрытный народ – эти своны. Тогда я не понимал еще, из-за чего они ожесточились почти на весь мир. Но теперь я их ни в чем не виню…
Когда Каррок вынес нам этот приговор, я впал в отчаяние. Я потерял Тенкиуна, не смог встретиться с Палнасом, и вот оказалось, что я должен был всю жизнь провести в Эвильских горах…
Но меня спасла Абха. Она сама, Мудрейшая из всех живущих под небом, пришла в Племя Белого Пера, потому что, единственная из Великих и не-Великих, имела на это право, и поручилась за мою честность и верность Рунну. И убедила вождя отпустить меня и моих друзей. Но не раньше, чем через тринадцать лет. Она добилась своего, ведь она с самого начала хотела, чтобы я вырос. Там, куда не дотянется рука Эйнлиэта.
Тринадцать лет… Как долго…
Но все же неизмеримо меньше, чем вечность.
Абха помогла мне. И то, что в Талавире казалось проклятием, в Галь-та-Хуре стало бесценным даром. Нельзя описать того, как я был благодарен ей.
Я стал ждать, когда закончится срок…
Но Мудрейшая принесла и печальные вести: в ту ночь, когда мы бежали из Талавира, бесследно пропал Палнас Каллаонский. Исчез, словно его и не было…
Абха ушла. А Сайибик осталась. И… ах, как хорошо я помню то утро, когда она, узнав об исчезновении Палнаса, пришла приободрить меня… То был один из самых значимых эпизодов в моей жизни…
- Сильфарин… - Сайибик почему-то сильно смутилась – покраснела, опустила взор, прижала руки к груди. – Я… понимаю, что мне очень далеко до Палнаса. Даже до Абхи. Но…
Я подошел ближе и снизу вверх посмотрел ей в лицо. Я улыбался… и старался сделать это как можно теплее, искренне, по-детски. Ничего еще не понимая, я спросил:
- Что такое, Сайибик?
Она присела и ласково взяла мою голову в свои теплые ладони, взволнованно дыша. В прекрасных серых глазах стояли слезы. Как сейчас помню… Ее слова до сих пор звенят у меня в голове:
- Если ты захочешь, сын Рунна, я стану твоим учителем…