В деревне было тихо: мужчины остались в крепости смотреть на Алиата, и вернулись сюда только женщины с маленькими детьми да старики, побежденные усталостью. Сон бродил между домов, укутанных в темные рясы, и лишь в немногих окнах еще брезжил свет.
Сильфарин с Тенкиуном забрались в заброшенный кем-то сарай, и там мальчик уселся на подстилку из высохшего, разбросанного по земле сена. Вороной потряс гривой, фыркнул, отгоняя от ноздрей ночных мошек, и склонил к юному хозяину голову, заглядывая прямо в глаза, будто изо всех сил стараясь сказать что-то. Сильфарин протянул руку и убрал с его носа шелковистую челку.
- Что мне делать, Тенкиун? – прошептал мальчик. – Идти ли на запад?
Конь моргнул. Еще и еще.
Тайша говорила, что если лошадь моргает, значит, она думает…
- Мне почему-то кажется, что ты знаешь, как мне быть. – Сильфарин погладил друга по шее. – Как жаль, что ты не можешь сказать…
Тенкиун подошел еще ближе. Вернее, даже подплыл, плавно, бесшумно, как призрак. Может, он и в самом деле явился на землю из золотых конюшен Ханмара?
В больших карих глазах жеребца отражалось чуть ли не отчаяние.
- Ну, прости, прости меня, друг. Прости, что не могу понять. Я стараюсь… Правда, стараюсь.
Изящная черная морда, такая гладкая, такая приятная наощупь, опустилась ниже, нежно подтолкнула мальчика в живот, в плечо… Из мощной, раздувающейся подобно гончарным мехам груди вырвался тяжелый вздох.
- Ну-ну! Похоже, я начинаю… понимать. Ты чудо, Тенкиун. Ты просто чудо! Пойдем на запад?
Ему показалось, что вороной кивнул. Счастливая, искренняя улыбка озарила лицо мальчика, он вскочил на ноги и крепко обнял коня за шею.
- Все будет хорошо… Мы найдем Свет Рунна и подарим его людям. А потом вернемся домой, к Тайше. Все будет хорошо…
В ту ночь Сильфарин на самом деле верил – по-настоящему верил, что все будет именно так.
Он закрыл глаза, расслабившись и наслаждаясь теплом, исходящим от сильного тела Тенкиуна. И выкинул из головы посторонние мысли – до завтрашнего утра. Но вороной… В какой-то момент Сильфарин осознал, что вороной предельно напряжен, и отступил на два шага.
- Что такое?
Конь беспокойно повел острыми ушами, тряхнул хвостом и застыл, превратившись в живую статую. Мальчик насторожился и начал прислушиваться к тишине. Или…
Сквозь безмолвие темной ночи пробивался едва уловимый звук…
Треск.
Сено. Бревна.
Огонь.
Пожар…
Тенкиун громко заржал, обошел Сильфарина и головой подтолкнул того к выходу из сарая. Мальчик выскочил во двор, и увидел, как полыхает соломенная крыша соседнего дома, как пламя перекидывается с одной хижины на другую, как выплевывает оно кровавые искры в черноту невозмутимого неба… И едкий дым, от которого слезились глаза и сотрясался воздух, заполнил ноздри запахом ненависти с горьким оттенком страха.
Из охваченного огнем дома напротив выбежал старик. Его жилистые руки вцепились в рукоять большого старинного меча – слишком большого, слишком тяжелого… Рядом со старцем тут же появился подросток с кривыми вилами наготове.
- Крихтайны! – Какая-то женщина, сжимая в руке кинжал, встала подле Сильфарина и обхватила его за плечи. – Отойди подальше от зданий!
- Это крихтайны! – пронзительно закричали откуда-то издалека.
- Тенкиун! – Сильфарин вновь прижался к скакуну, чувствуя, что дрожит, и стыдясь этого. – Тенкиун…
Он окинул быстрым взглядом старика, женщину и мальчика. Там где-то были еще защитники. Много ли? Вряд ли. Да и какие же это были защитники перед лицом алчущих крови воинов князя Файлиса?
А это были именно они, Сильфарин не сомневался.
Снова заржал Тенкиун, приподнимаясь на задних ногах, кружа возле хозяина. Он звал…
- Нет, дружок, мне не забраться на тебя, - покачал головой мальчик. – Я не…
Чье-то мощное тело обрушилось на него всей своей тяжестью. Сильная рука, сорвав шарф, подаренный Ругдуром, обхватила шею, мозолистая ладонь, пропахшая потом, зажала рот. Сдавленно крикнув и судорожно втянув носом воздух, Сильфарин забился в сдавливающих его грубых объятиях, пытаясь вырваться, но его отчаянные попытки не принесли плодов. Ноги мальчика уже оторвались от земли…
Взметнулась черная грива, сверкнули золотые подковы…
Удар – и хватка ослаблена. И оба – человек и крихтайн – падают на землю.
«Тенкиун, - мелькнула мысль. – Он спасет меня…»
Нужно было только подняться – подняться быстрее, чем сделает это воин.
Сильфарин уже не видел, что произошло с его товарищами по несчастью – не видел их крови, не слышал их криков. В глазах после падения запестрели темные разводы, голова кружилась из-за дыма. Двигаясь, как в тумане, не осознавая всего происходящего и подчиняясь скорее телу, чем сознанию, мальчик все-таки поднялся…
Да-да, надо встать! Встать и бежать.
Тенкиун! Где же он?
Пальцы крихтайна сомкнулись на лодыжке. Рывок. Падение. Кровь на разбитых губах и во рту. Кровь из носа.
И боль.
Кто-то поднял его. Горячее дыхание обожгло ухо, низкий голос со злостью выплюнул:
- Попался, звереныш... Думал убежать от Лоугара? От меня не спрячешься даже в аду!
Сильфарин еще мог понимать, что его куда-то тащат. Он видел, как все жарче разгорается огонь, как бегут куда-то облаченные в сияющие кольчуги ратники Файлиса… И словно на него вдруг вылили целое ведро ледяной воды: до ушей донеслись, наконец, стоны умирающих и крики тех, кого погребли под собой обрушившиеся крыши.
И лошадиное ржание.
Мальчик все-таки успел увидеть Тенкиуна: на шее вороного опять была петля. Но спустя какое-то мгновение он изо всех сил ударил копытами одного из пленивших его крихтайнов, второго, третьего… и вырвался, победоносно тряхнув гривой.
- Беги, Тенкиун! Бросай меня, беги! – из последних сил закричал Сильфарин.
- Молчать! – гаркнул крихтайн Лоугар. – Думаешь тебе сойдут с рук твои злодеяния, жалкий чертенок? Мы все знаем! Ты варвар, ты дикарь. Ты – человек! Люди разорили наши поля, люди убивали наших мужчин, женщин и детей, люди – настоящие звери! Вы за все, за все нам заплатите! Слышишь, тварь? Мы весь Восток затопим вашей кровью!
Тьма мощной волной накатила на Сильфарина, и он потерял сознание.
Было уже слишком поздно.
Утренний свет пробиваться понемногу сквозь хмурые серые тучи и открывал взору страшную картину разоренной и сожженной деревни.
Слишком поздно. Мужчины вернулись слишком поздно…
Проклятые крихтайны… Тогда, шесть лет назад, они заявили, что отрекаются от Вардвана, и, обратившись к богине Руанне, создали новое племя. Ушли.
И Колириан отпустил. С горечью, с негодованием, затаив обиду – но все же отпустил, проглотив собственную гордость, стерпев смертельное оскорбление…
Позволил уйти.
А они… они спрятались, схоронились на юге, среди песчаных барханов, накопили силы – и ударили. И началась война – война двух мелких религий, что родились из одной, некогда единой. И рельмы впервые пролили на алтарь Вардвана кровь своих братьев.
Война эта так и не закончилась, как никогда не закончится и соперничество двух богов за право обладать Небесным Мечом. Только спустя три года после своего стремительного начала она поутихла, в конце концов вылившись лишь в мелкие стычки и набеги крихтайнов на рельмийские деревни. За последний год эти набеги почти прекратились, и Колириан уже начинал надеяться…
Так почему же опять? Почему? За что?
И вот теперь – еще одна деревня. Еще одна жертва…
… От деревянной изгороди остались лишь обугленные обломки, на почерневшей земле, испещренной многочисленными следами тяжелых сапог, валялась убитая коза. Какой-то бродячий пес с покалеченной передней лапой с опаской обнюхивал ее и тихо скулил. Дом был разрушен до основания, и над ним тонкой струйкой все еще поднимался темно-серый дым.
- Нет. Нет. Нет! – шептал Ругдур, стоя перед этим ужасным нагромождением почерневших досок и глотая слезы. – Только не это, господи…