- Хорошо. Я думаю, что мы с ночной медсестрой вполне справимся, если, конечно, она согласна. Лицо сестры Рицмы прояснилось.
- Замечательно. Но я не уверена, что профессор ван Вийкелен согласится.
- А зачем ему это знать? - удивилась Абигайль. - Пока мы поработаем вдвоем, а потом нам время возместят.
- Все из-за того, что в больнице сложилась.., э.., непредвиденная ситуация. Но вы не очень возражаете?
- Не очень, - успокоила ее Абигайль. - И профессор ничего не узнает.
Но сестра Рицма только с сомнением покачала головой и сказала:
- От профессора ничего не скроешь.
Профессор появился через полчаса, мрачный как туча, но не потому, подумала Абигайль, что кто-то разозлил его, а потому, что был очень обеспокоен инфекцией в детском отделении, особенно заразившимися младенцами, которых он оперировал и которые были уже на пути к выздоровлению. Поравнявшись с Абигайль, он замедлил шаги и пожелал ей доброго утра, хотя по его голосу нетрудно было понять, что означенное утро добрым он не считает. Затем с помощью сестры Рицмы он внимательно осмотрел всех младенцев, давая Хенку рекомендации и указания. Абигайль молча стояла рядом, переживая, что не понимает и четверти сказанного; но оказалось, что волновалась она напрасно, потому что он все повторил для нее по-английски.
После обхода он подошел к ней, огромный и торжественный в своем халате и маске.
- Вам нравится выполнять эту работу? - спросил он ее таким раздраженным тоном, что она не посмела сказать ему ничего, кроме короткого "да", но, в конце концов, это была правда. - Ваше дежурство закончено, - продолжил он. - У нас действительно катастрофически не хватает персонала, но я договорился, вы будете работать в обычном режиме.
- Да, сэр, - ответила Абигайль, на секунду опередив сестру Рицму, которая собиралась что-то ему сказать.
Если он найдет замену - замечательно, а если же нет - они будут работать так, как договорились, и знать профессору об их договоренности совершенно ни к чему. На лице Абигайль, видимо, отразились ее мысли, и это не ускользнуло от его внимательного взгляда.
- Что вы так на меня смотрите? - подозрительно спросил он. - Что-то замышляете?
Абигайль посмотрела на него невинными глазами.
- Я? А что мне замышлять?
Он что-то пробурчал, кивнул и ушел, сопровождаемый Хенком, который, поравнявшись с ней, подмигнул ей. И вот она осталась одна с больными младенцами - их капельницами, листами назначений, чтобы без устали следить за их слабыми воробьиными пульсами, менять им пеленки после приступов рвоты, утешать и убаюкивать. Позже к ней заглянула сестра Рицма, очень взволнованная.
- Вы еще не знаете про медсестер - ну, профессор сказал, что найдет дополнительный персонал?.. Так вот, у двоих уже обнаружили первые симптомы, а еще одну срочно вызвали домой, так как серьезно заболела ее мать.
- Не волнуйтесь - мы сделаем так, как договорились. Если ночная сестра не против, то я согласна...
Днем профессор зашел в отделение. Он был очень озабочен, и, кроме новых инструкций и назначений, они ни о чем не говорили. Вечером заглянул Хенк и посидел у нее минут десять, в отличие от профессора интересуясь, как она справляется с малышами и чем ей помочь. Абигайль, конечно, устала и мечтала только о том, чтобы снять надоевшие халат и маску: у нее был только короткий перерыв на обед, даже чай ей принесли в палату.
Без четверти десять пришел профессор. Он был в маске, видны были только глаза, которые холодно смотрели на нее сверху вниз. Абигайль поняла, что общаться с ней у него нет никакого желания. Он осмотрел детей и, выпрямившись, выразил удовлетворение их состоянием. Затем ледяным голосом, от которого мурашки должны были, видимо, побежать по коже, спросил, сменялась ли она с дежурства и когда.
- Видите ли, - осторожно сказала Абигайль, - дело в том, что нет, я не сменялась...
- Вы проигнорировали мои инструкции, сестра Трент? - Глаза его сузились. Не перебивайте меня. Я не позволю пренебрегать моими указаниями. - Недовольным тоном, но без гнева он продолжал:
- Я только попросил вас временно помочь нам, и больше ничего. Когда мне нужно будет посоветоваться с вами, как наладить работу отделения, я непременно это сделаю. А до тех пор будьте любезны не самовольничать.
Абигайль поправила капельницу и ласково сказала ему, как капризному ребенку:
- Не нужно сердиться, профессор. Вы знаете, что все просто сбиваются с ног, чтобы исполнить любую вашу прихоть, и не говорите, что это не так. Сестра Рицма боится и на шаг отступить от ваших инструкций, но она ничего не может поделать с тем, что две сестры, которые должны были заступить на дежурство, заразились сальмонеллезом, а у третьей тяжело заболела мать. Она ужасно разволновалась, когда я предложила, чтобы мы с ночной сестрой работали попеременно по двенадцать часов, пока ситуация не изменится. Вот и все - и не из-за чего сердиться.
Она замолчала. Она наговорила ему дерзостей, а он, в конце концов, уважаемый профессор, известный хирург.
- Я не.., э.., вышел из себя, мисс Трент, не в моих привычках давать волю чувствам, хотя, должен признаться, характер у меня действительно тяжелый.
В глазах его что-то промелькнуло - неужели он смеялся? Ну нет, с чего бы это?
- Я очень признателен вам за помощь и хочу извиниться за то, что погорячился. Я постараюсь сделать так, чтобы вы как можно скорее вернулись к нормальному ритму работы.
Он повернулся и ушел, оставив Абигайль в полной растерянности. Она ждала по меньшей мере выговора, хотя трудно было сказать наверняка, - его только позабавила ее вспышка; по крайней мере, так ей показалось.
В десять часов пришла ночная сестра, и следующие двадцать минут они провели вместе, обсуждая листы назначений и осматривая малышей. Наконец Абигайль смогла покинуть детское отделение и пойти отдохнуть. Она с удовольствием сняла халат и маску, бросила их в корзину для белья и поспешила в раздевалку переодеться. Сняла форму, чепец, торопливо влезла в юбку и свитер, на кое-как заколотые волосы надела шерстяной берет, застегнула пальто и направилась к выходу. На улице было очень темно, а ветер, кажется, стал еще злей, чем месяц назад, когда она приехала в Амстердам. Зима была в разгаре. Она спрятала подбородок в теплый шарф и сбежала по ступенькам вниз.
Внизу у входа стоял "ролле", за рулем сидел ван Вийкелен. Увидев ее, он вылез из машины, и она, приветливо пожелав ему доброй ночи, собралась было пройти мимо, но он остановил ее:
- Садитесь в машину.
Больше всего на свете ей хотелось забраться в уютный кожаный салон, но она почему-то сказала:
- Прогулка мне не повредит, спасибо, сэр. Мне нужно размяться.
Напрасно. Он повел ее к машине.
- Сейчас не самое подходящее время для прогулок, - говорил он ворчливо. Ну, а что касается разминки, то мы решим и этот вопрос.
Абигайль поняла, что спорить бесполезно, и села в машину, злясь за его бесцеремонность и ядовитое замечание о разминке. Вскоре они уже были на Бегийнхоф. Он помог ей выйти из машины и взял ее под руку.
- Мне тоже нужна разминка, - сказал он, и по ночной площади они пошли, как она сначала подумала, к дому миссис Маклин. Но она ошиблась: он не остановился у дверей, а пошел дальше по булыжной площади, увлекая ее за собой, причем она еле-еле успевала за его большими шагами. Он молчал, она тоже: во-первых, она была озадачена его странным поведением, ее голова была занята сумбурными мыслями. Она грубо говорила с ним в отделении, и, может, он собирается сделать ей выговор. Она тяжело вздохнула.
Наконец, профессор нарушил молчание:
- У вас есть ключ от двери?
- Да.
Через несколько минут он спросил:
- А сколько террамицина мы даем Янти Блому? Янти был самым маленьким и самым слабым ребенком в палате. Она ответила, и они вновь замолчали, лишь звук их шагов был слышен в морозном воздухе. Холодный ветер продувал ее насквозь, и она начала дрожать.
Профессор остановился и внимательно посмотрел на нее, пытаясь что-то разглядеть в ее лице.
- Я не делал этого очень давно, - задумчиво проговорил он, а Абигайль, решив, что он говорит сам с собой, успокаивающе заметила: