В ответ на это Ругдур только тихо хмыкнул. Ну, и пусть прячутся…
- Да, приятно оказаться дома, когда тебя ждут, - как ни в чем не бывало, молвил Альдер. – Тогда любая дорога, любая доля будет не в тягость.
На удивление путников, голос подал Сильфарин. Вот уже восьмой день подряд он плелся в хвосте отряда и разговаривал только с Тенкиуном. Никак не мог выкинуть из головы ту ночь, когда расстался с тем, другим мальчиком, и часто звал по ночам: Рагхан, Рагхан…
- Мне жаль, что тебе пришлось отречься от дома и племени, Альдер. Я… понимаю, что это значит – быть чужим среди тех, кто с тобой одной крови.
- Не жалей меня, мой маленький друг, - сказал провидец, приободрившись. – Кто знает, быть может, и не среди крихтайнов вовсе мой дом? Может, запах родного очага чудится мне гораздо западнее…
«Иди на запад», - вспомнил вдруг Сильфарин.
Иди на запад. Они – там.
- Альдер, - несмело начал мальчик.
- Ммм?
- Скажи: как получилось так, что ты стал учеником Великого вумиана? Как ты сумел сохранить чистоту и благородство, когда твои соплеменники грабили и убивали без жалости и без стыда?
Альдер тяжело вздохнул.
- Мне было чуть меньше четырнадцати, когда наше племя стало зваться племенем крихтайнов. Я родился и жил в общине отважного Кейбиса, но это была крохотная горстка земледельцев, и Хакрис быстро подчинил нас себе, как сделал это со всеми общинами, объединив их в одно племя и поставив себя выше всех вождей. Дань, которой он обложил нас, была слишком велика, и мы не были способны платить ее. За это нас жестоко наказывали. Помню даже, как на моих глазах убили двоих стариков… А через несколько месяцев после разрыва с Колирианом Хакрис велел готовиться к войне – к священной войне, как он называл ее. Он призывал нас, своих подданных, пролить кровь рельмов, ибо этой крови хочет Руанна – новая богиня. Руанна всегда, всегда хочет крови. Такова ее природа… Хотя, быть может, это лишь оправдание для властолюбивого вождя…
Когда отец узнал, что на войну заберут даже тринадцатилетних подростков, он приказал мне и матери бежать из земель Хакриса. И… нам удалось. Мы бежали на запад, но мать скоро заболела – простудилась на болотах – и умерла. А я… меня в этом самом лесу нашла одна из нимф. Она передала меня, полуживого, в руки кентавра, верхом на котором я добрался до какого-то города. Потом только я узнал, что это был Талавир – небольшое поселение в одном дневном переходе от великого Каллаона. В Талавире меня окружили существа, прекрасней которых я никогда не видел – вумианы. И там же я впервые встретил своего будущего наставника. Не знаю, что он нашел во мне. Но он забрал меня с собой, и я слепо отправился вслед за ним. Дальше, вглубь страны, вслед за солнцем. Он делился со мной самым сокровенным, самым важным, что только может быть во Вселенной… Мне было легко с ним.
И все-таки спустя два года я ушел. Захотел вернуться на родину. Дураком был. Просто хотел… хотел найти своего отца…
А нашел его могилу.
Вот тогда я сошел с праведного пути. В моем сердце родилось страшное и черное желание – жажда отомстить. Отомстить Хакрису, Колириану – хоть кому-нибудь из них! За их вражду, за муки народа, за мою сломанную жизнь… Я не понимал тогда, что жизнь не так просто сломать.
Но что я мог сделать? Мне так и не удалось утолить свою жажду. Все, что я получил – это холод, пустоту в душе и ожесточенное сердце. Я был растоптан, разбит и разгромлен судьбой. Но, видно, так ей было угодно.
Ей было угодно, чтобы я прошел этот путь, замкнув круг. Ушел из Каллаона, чтобы потом вернуться. Самому вернуться, по своей воле, лелея в груди надежду на прощение. Кому-то было так нужно. Мне было так нужно… Почувствовать себя раздавленным и мертвым, чтобы научиться восставать из праха. Затоптать в грязь свою гордость, быть тихим и смиренным – но не сломленным. Это было необходимо, чтобы стать подлинным учеником Великого. Это был трудный путь, и с каждым новым шагом по нему я умирал. Но все-таки дошел. И на коленях приполз к НЕМУ – к Учителю, к Свету, к Рунну…
И я умер там. Там, корчась в ногах у невозмутимого и холодного неба, я умер.
И вместе со мной умерла моя боль. Тоска по родным, злость, ненависть, желание отомстить – все они покинули мою душу. И не стало больше крихтайна Альдера, что жил под гнетом власти Хакриса и проливал кровь, которую не должен был проливать. Альдер умер навсегда. Осталось только некое существо, чью судьбу небо в тот миг держало в своих ладонях.
… Провидец замолчал, глядя в пустоту перед собой.
- И… и что? – робко подал голос сатир. – Что же оно решило?
- Еще не знаю… Оно не сказало мне. Но мне известно, что сейчас я снова жив.
Лес вслушивался в слова провидца, и ветер, проносясь высоко над макушками деревьев, долго еще пересказывал птицам историю о том, как все-таки непросто это – стать учеником Великого…
- А не устроить ли нам привал? – предложил вдруг Улдис. – Не знаю, как у вас, а у меня уже ноги отваливаются. Неужели Высшие и люди совсем не ведают усталости?
- Все мы равны, Улдис, - наставительно заметил Альдер, уже прогнав прочь невеселые воспоминания. – Все мы – простые смертные, грешники, маленькие земные создания, живущие под небом, которое, бог знает, по чьей великой милости до сих пор не обрушилось на нас. Проще говоря, все мы устали. Только ни у кого пока не хватило смелости в этом признаться.
- Ладно, устроим привал. – Ругдур, все еще находясь под впечатлением от рассказа крихтайна, остановился и принялся оглядываться по сторонам. – Ты не против, малыш?
- Что? – рассеянно переспросил Сильфарин. – Я… Нет-нет, не против…
- Разумеется, он только за! – подхватил Улдис. – Видно же: на бедолаге просто лица нет. Идем, мальчик…
Сатир протянул руки к Сильфарину, тот вдруг улыбнулся.
- Забавный у тебя вид, Улдис. Листья на рогах и в волосах…
- Что? – Низший поднял глаза и потряс головой. – А, это…
Оба рассмеялись, и только тогда Улдис увидел перед собой настоящего ребенка. Просто мальчика – скромного, наивного, немного растерянного, такого, каким ему положено быть. Только вот в прищуре глубоких глаз до сих пор поблескивало что-то совсем недетское…
В это время рельм с крихтайном, шурша опавшей листвой, спустились вниз по крутому землистому склону: зоркие глаза двух опытных воинов сумели рассмотреть там, внизу, за стеной могучих кипарисов, блеск речной глади.
- Эй! – окликнул сатира с мальчиком Ругдур, махнув рукой. – Идите-ка сюда!
Улдис подбежал к обрыву и нашел извилистую тропку, по которой легче было спуститься, держась руками за покрытые лишайником камни. Сильфарин не отставал, ничуть не беспокоясь за Тенкиуна: посланец Вардвана, не касаясь ногами земли, «проплыл» мимо и быстро оказался рядом с улыбающимся Альдером.
- Эхе-хей! – радостно закричал Улдис. – Это же Ташхарра, друзья мои! Река моего детства!
В этом месте Ташхарра была широкой и спокойной. Закончив спуск, Сильфарин очутился на пологом берегу, поросшем аконитом, купальницей и камышом. Плакучие ивы с темными стволами и кое-где обнажившимися корнями, смотрелись в глубину реки, а ветер шевелил их длинные тонкие ветви…
- Красиво… - прошептал Альдер.
- Смотрите! На той стороне… - Улдис указывал на противоположный берег реки: там, в зарослях камыша, сидели две девушки. С опаской в прекрасных глазах смотрели они на путников, то и дело переглядываясь и перешептываясь друг с другом.
- Кто это такие? – спросил Сильфарин, щурясь и пытаясь определить расовую принадлежность.
- Нимфы, - ответил Альдер, лишь вскользь посмотрев на девушек.
В этот момент обе красавицы вскочили на ноги и… Сильфарин и его друзья только моргнуть и успели: в мгновение ока нимфы растаяли в воздухе и обратились в нежнейшие лепестки диких бледно-розовых цветов. Ветер подхватил их и унес в чащу.
- Меймин, - уточнил Улдис. – Дочери весны. – Он блаженно вздохнул. – Эх, я и в самом деле дома… Знали бы вы, как весело было, когда теплыми вечерами под сенью старого дуба я и друг мой Элдир отплясывали вместе с гаин – дочерями лета! Здесь мы свободны и вечно счастливы! Ни одному Высшему этого не понять…