Выбрать главу

 Сильфарин с Тенкиуном забрались в заброшенный кем-то сарай, и там мальчик уселся на подстилку из высохшего, разбросанного по земле сена. Вороной потряс гривой, фыркнул, отгоняя от ноздрей ночных мошек, и склонил к юному хозяину голову, заглядывая прямо в глаза, будто изо всех сил стараясь сказать что-то. Сильфарин протянул руку и убрал с его носа шелковистую челку.

 - Что мне делать, Тенкиун? – прошептал мальчик. – Идти ли на запад?

 Конь моргнул. Еще и еще.

 Тайша говорила, что если лошадь моргает, значит, она думает…

 - Мне почему-то кажется, что ты знаешь, как мне быть. – Сильфарин погладил друга по шее. – Как жаль, что ты не можешь сказать…

 Тенкиун подошел еще ближе. Вернее, даже подплыл, плавно, бесшумно, как призрак. Может, он и в самом деле явился на землю из золотых конюшен Ханмара?

 В больших карих глазах жеребца отражалось чуть ли не отчаяние.

 - Ну, прости, прости меня, друг. Прости, что не могу понять. Я стараюсь… Правда, стараюсь.

 Изящная черная морда, такая гладкая, такая приятная наощупь, опустилась ниже, нежно подтолкнула мальчика в живот, в плечо… Из мощной, раздувающейся подобно гончарным мехам груди вырвался тяжелый вздох.

 - Ну-ну! Похоже, я начинаю… понимать. Ты чудо, Тенкиун. Ты просто чудо! Пойдем на запад?

 Ему показалось, что вороной кивнул. Счастливая, искренняя улыбка озарила лицо мальчика, он вскочил на ноги и крепко обнял коня за шею.

 - Все будет хорошо… Мы найдем Свет Рунна и подарим его людям. А потом вернемся домой, к Тайше. Все будет хорошо…

 В ту ночь Сильфарин на самом деле верил – по-настоящему верил, что все будет именно так.

 Он закрыл глаза, расслабившись и наслаждаясь теплом, исходящим от сильного тела Тенкиуна. И выкинул из головы посторонние мысли – до завтрашнего утра. Но вороной… В какой-то момент Сильфарин осознал, что вороной предельно напряжен, и отступил на два шага.

 - Что такое?

 Конь беспокойно повел острыми ушами, тряхнул хвостом и застыл, превратившись в живую статую. Мальчик насторожился и начал прислушиваться к тишине. Или…

 Сквозь безмолвие темной ночи пробивался едва уловимый звук…

 Треск.

 Сено. Бревна.

 Огонь.

 Пожар…

 Тенкиун громко заржал, обошел Сильфарина и головой подтолкнул того к выходу из сарая. Мальчик выскочил во двор, и увидел, как полыхает соломенная крыша соседнего дома, как пламя перекидывается с одной хижины на другую, как выплевывает оно кровавые искры в черноту невозмутимого неба… И едкий дым, от которого слезились глаза и сотрясался воздух, заполнил ноздри запахом ненависти с горьким оттенком страха.

 Из охваченного огнем дома напротив выбежал старик. Его жилистые руки вцепились в рукоять большого старинного меча – слишком большого, слишком тяжелого… Рядом со старцем тут же появился подросток с кривыми вилами наготове.

 - Крихтайны! – Какая-то женщина, сжимая в руке кинжал, встала подле Сильфарина и обхватила его за плечи. – Отойди подальше от зданий!

 - Это крихтайны! – пронзительно закричали откуда-то издалека.

 - Тенкиун! – Сильфарин вновь прижался к скакуну, чувствуя, что дрожит, и стыдясь этого. – Тенкиун…

 Он окинул быстрым взглядом старика, женщину и мальчика. Там где-то были еще защитники. Много ли? Вряд ли. Да и какие же это были защитники перед лицом алчущих крови воинов князя Файлиса?

 А это были именно они, Сильфарин не сомневался.

 Снова заржал Тенкиун, приподнимаясь на задних ногах, кружа возле хозяина. Он звал…

 - Нет, дружок, мне не забраться на тебя, - покачал головой мальчик. – Я не…

 Чье-то мощное тело обрушилось на него всей своей тяжестью. Сильная рука, сорвав шарф, подаренный Ругдуром, обхватила шею, мозолистая ладонь, пропахшая потом, зажала рот. Сдавленно крикнув и судорожно втянув носом воздух, Сильфарин забился в сдавливающих его грубых объятиях, пытаясь вырваться, но его отчаянные попытки не принесли плодов. Ноги мальчика уже оторвались от земли…

 Взметнулась черная грива, сверкнули золотые подковы…

 Удар – и хватка ослаблена. И оба – человек и крихтайн – падают на землю.

 «Тенкиун, - мелькнула мысль. – Он спасет меня…»

 Нужно было только подняться – подняться быстрее, чем сделает это воин.

 Сильфарин уже не видел, что произошло с его товарищами по несчастью – не видел их крови, не слышал их криков. В глазах после падения запестрели темные разводы, голова кружилась из-за дыма. Двигаясь, как в тумане, не осознавая всего происходящего и подчиняясь скорее телу, чем сознанию, мальчик все-таки поднялся…

 Да-да, надо встать! Встать и бежать.

 Тенкиун! Где же он?

 Пальцы крихтайна сомкнулись на лодыжке. Рывок. Падение. Кровь на разбитых губах и во рту. Кровь из носа.

 И боль.

 Кто-то поднял его. Горячее дыхание обожгло ухо, низкий голос со злостью выплюнул:

 - Попался, звереныш... Думал убежать от Лоугара? От меня не спрячешься даже в аду!

 Сильфарин еще мог понимать, что его куда-то тащат. Он видел, как все жарче разгорается огонь, как бегут куда-то облаченные в сияющие кольчуги ратники Файлиса… И словно на него вдруг вылили целое ведро ледяной воды: до ушей донеслись, наконец, стоны умирающих и крики тех, кого погребли под собой обрушившиеся крыши.

 И лошадиное ржание.

 Мальчик все-таки успел увидеть Тенкиуна: на шее вороного опять была петля. Но спустя какое-то мгновение он изо всех сил ударил копытами одного из пленивших его крихтайнов, второго, третьего… и вырвался, победоносно тряхнув гривой.

 - Беги, Тенкиун! Бросай меня, беги! – из последних сил закричал Сильфарин.

 - Молчать! – гаркнул крихтайн Лоугар. – Думаешь тебе сойдут с рук твои злодеяния, жалкий чертенок? Мы все знаем! Ты варвар, ты дикарь. Ты – человек! Люди разорили наши поля, люди убивали наших мужчин, женщин и детей, люди – настоящие звери! Вы за все, за все нам заплатите! Слышишь, тварь? Мы весь Восток затопим вашей кровью!

 Тьма мощной волной накатила на Сильфарина, и он потерял сознание.

 Было уже слишком поздно.

 Утренний свет пробиваться понемногу сквозь хмурые серые тучи и открывал взору страшную картину разоренной и сожженной деревни.

 Слишком поздно. Мужчины вернулись слишком поздно…

 Проклятые крихтайны… Тогда, шесть лет назад, они заявили, что отрекаются от Вардвана, и, обратившись к богине Руанне, создали новое племя. Ушли.

 И Колириан отпустил. С горечью, с негодованием, затаив обиду – но все же отпустил, проглотив собственную гордость, стерпев смертельное оскорбление…

 Позволил уйти.

 А они… они спрятались, схоронились на юге, среди песчаных барханов, накопили силы – и ударили. И началась война – война двух мелких религий, что родились из одной, некогда единой. И рельмы впервые пролили на алтарь Вардвана кровь своих братьев.

 Война эта так и не закончилась, как никогда не закончится и соперничество двух богов за право обладать Небесным Мечом. Только спустя три года после своего стремительного начала она поутихла, в конце концов вылившись лишь в мелкие стычки и набеги крихтайнов на рельмийские деревни. За последний год эти набеги почти прекратились, и Колириан уже начинал надеяться…

 Так почему же опять? Почему? За что?

 И вот теперь – еще одна деревня. Еще одна жертва…

 … От деревянной изгороди остались лишь обугленные обломки, на почерневшей земле, испещренной многочисленными следами тяжелых сапог, валялась убитая коза. Какой-то бродячий пес с покалеченной передней лапой с опаской обнюхивал ее и тихо скулил. Дом был разрушен до основания, и над ним тонкой струйкой все еще поднимался темно-серый дым.

 - Нет. Нет. Нет! – шептал Ругдур, стоя перед этим ужасным нагромождением почерневших досок и глотая слезы. – Только не это, господи…

 Он хотел подойти ближе, убедиться, что ИХ тел нет под этой страшной кучей. Возможно, они смогли убежать, может быть, их даже не было дома, когда напали крихтайны. Может быть…