— Да, когда я только начинал строить свой особняк, то сразу же сказал строителям, чтобы сделали тайный ход в подвале, — сказал купец и даже руки в стороны развёл, словно извинялся. — Я за свои странствия много диковинок собрал, многие из них, скажем так, городским властям лучше не показывать. Но с недавних пор практически всё пришлось распродать. Теперь подвал служит для других целей.
— Вот как…
— Прошу меня простить, барыня, — купец снова развёл руками в стороны. — То, что я хочу вам показать, наверху хранить никак нельзя. Только здесь, под земной тощей, которая глушит все звуки.
— Звуки? — недоверчиво переспросила кошкодевочка.
— Да, эта штука иногда издаёт очень громкие звуки, тут уж трудно что–то поделать, — повинился купец. — Прошу, следуйте за мной. Мы почти пришли.
Николай Григорьевич взял с полки металлический фонарь с камнем–огневиком и, освещая себе путь, первым ступил под своды тоннеля. Настя последовала за ним. Ну и разумеется, я, удобно устроившийся в тени кошкодевочки.
В каменном коридоре было довольно чисто. Здесь как минимум регулярно подметали, а может быть и влажную уборку делали. Я учуял запах сырости, камня и… вкусных пирожков. Видимо, тех, что мы ели наверху. Тут у них кухня что ли?
За первым поворотом мы обнаружили… труп в луже подсохшей крови. Это был мужчина примерно средних лет, его руки и ноги были вывернуты под неестественными углами. Половинка головы… отсутствовала. Судя по рваным краям раны и осколкам черепа, застрявших в плоти, по голове бедолаги кто–то или что–то очень сильно… ударило?
Рядом валялась сломанная пополам метла. Кажется, уборка пошла не по плану.
— Это Гаврила, мужик из моих доверенных, — купец тяжко вздохнул и тяжестью во взгляде посмотрел на труп. — Лежит тут уже с самого утра.
— И что с ним случилось? — Настенька глядела на труп слегка брезгливо. Видом крови и мертвецов её было не запугать.
— Он… пренебрёг правилами безопасности, — печально произнёс Степан Гаврилович. — И нарушил условия содержания. Я пока его не трогал… по некоторым причинам.
— Ух–х–х-х… Земля пухом тебе, бедолага, — Настасья перевела взгляд на купца. — Чьи условия содержания он нарушил?
— Вам лучше самой посмотреть, барыня, — купец снова тяжко вздохнул. — Тут словами просто не описать. Лучше самим один раз увидеть.
Коридор закончился квадратной комнатой. Здесь сильно пахло дымом, резкими, незнакомыми мне химикатами и… пирожками. У дальней стены я сразу заметил небольшую печь с дымоходом. Рядом с ней стоял столик с подносом, усыпанным крошками. В центре комнаты располагался колодец, накрытый деревянным настилом. Я также уловил нотки ещё нескольких, более слабых запахов… очень неприятных, мерзких. Что–то такое гнилое и палёное. Мелькнула нехорошая мысль, словно здесь… жгли трупы?
— То что мы делаем — это не опасно? — спросила девушка.
— Если соблюдены условия содержания, то всё в порядке, — успокоил её купец. — Я, в отличие от Гаврилы, ими не пренебрегаю.
Какие такие условия содержания подразумевает купец, он не уточнил. Вместо этого он спихнул доски на пол, обнажив чёрный зев колодца.
— Вон, — Степан Григорьевич указал вниз, на самое дно. Фонарь со скрипом покачивался в его руке, едва освещая стенки колодца. — Смотрите внимательно. На самый низ.
— Я ничего не вижу… — произнесла кошкодевочка, зрачки в её глазах почти закрыли радужку.
В этот момент откуда–то с самого дня вылетело нечто вроде длиннющей паучьей лапы. Уцепившись за пояс Настеньки, она затащила кошкодевочку на самое дно, та даже мяукнуть не успела. Я, прячущийся в тени девушки, полетел следом!
Настя, не опозорив род кошкодевочек, приземлилась ловки на четыре лапы. Лапа отцепилась от неё и скрылась где–то во мраке. Дно колодца оказалось намного просторнее, чем это могло показаться. Мы словно пролетели по пищеводу и попали в желудок… И запахи здесь были соответствующие. Даже мне в теневом измерении гарью и гнилью чуть не отшибло обоняние.
— Ах, барыня, барыня, — раздался сверху голос купца. — Кажется, вы тоже пренебрегли условиями содержания. А ведь я предупреждал, что это чревато.
— Ты! — Настенька тут же распрямилась и погрозила ухмыляющемуся купцу кулачком. — Ублюдок!
— Простите меня великодушно, барыня, — Степан Григорьевич издевательски наклонил голову, имитируя поклон. — Но я маленький человек и работаю на тех, кто больше платит. К сожалению для вас… — его глаза сверкнули в свете камня–огневика. — Макеевы предложили мне намного больше ваших хозяев.
Настенька хотела что–то ответить, но не успела. Во тьме недалеко от неё что–то пришло в движение, раздался пронзительный металлический скрежет, ему вторил низкий утробный рык, подошедший бы медведю или иному крупному зверю.