В предрассветных сумерках рижане могли увидеть много красных кафтанов, которые, вроде бы, приготовляются к приступу. Но темные фигуры уже вырезают дежурную смену на другом участке стены.
— Шаг! Шаг! Шаг! — сам Алябьев командует сражением на стене.
Каждый был с пистолями и воины разряжали их сразу, как только видели врагов, чаще, отдельные бойцы стояли под стеной с поднятой головой и стреляли, как только видели, что кто-то из защитников либо показался, либо всего лишь видна только алебарда или бугор. Выстрелом даже рядом можно не убить, но сбить у противника концентрацию и заставить его укрыться, отказываясь от активных действий. Ну а те, кто уже на стене, борются за пространство. Нужно оттеснить противника, которого набежало немало, но именно такому штурмовиков учили. Исходя из особенностей подобного боя ударный полк и экипировали.
— Шаг! — вновь следует команда и штурмовики делают слаженный шаг вперед, тесня противника.
Сверху на русских воинов обрушивается алебарда. Но чаще длинные ножи, работать которыми в таких условиях более сподручно, чем саблей, впиваются в тела поляков и наемников.
— Бах-бах! — разрывается граната — последнее новшество от Пушкарской Избы.
— Вперед! — кричит Алябьев и напор штурмовиков усиливается.
Взрыв чугунного шара внутри толпы защитников не столько убил или ранил, как оглушил и дезориентировал. Построение расстроилось и русские штурмовики рванули на противника. Кое-кто из рижан, или из наемников, падали со стен, иные пробовали в одиночку оказать сопротивление, но слаженным ударом такой герой быстро получал статус «посмертно».
В это время Михаил Васильевич Скопин-Шуйский уже отдавал приказ двум стрелецким полкам старого строя занять освобожденные ударниками части крепостной стены. Готовились войти в город и гвардейские полки.
*…………*………….*
— Боярин головной воевода, Михаил Васильевич! — взывал к командующему Юрий Дмитриевич Хворостинин, подъезжая на уставшем, чуть ли не заваливающимся, коне.
— Слушаю! — строго и без лишних слов, сказал Скопин-Шуйский.
— Дай гусар, воевода! Да разверни пушки у речной стороны крепости! — Хворостинин начал чуть ли не отдавать распоряжения своему командиру.
— Ты не забывайся! — сказал Михаил Васильевич, при этом в глазах Скопина появились проблески злости. — Говори, что случилось, а что делать — до мое дело!
— Разведка сказала, что конные изготовились ударить по нашим ударникам, укрылись в кустах и лесу и ждут, — быстро доложил Хворостинин, жаждущий участвовать в бою.
Скопин-Шуйский своими словами придержал ранее безынициативного Хворостинина. Впервые Юрий Дмитриевич сам, почти что, принял решение. Впрочем, не дело, когда второй воевода пытается указывать командующему.
— Делай, что должно! — сказал молодой, но полный мудрости, русский военачальник своему подчиненному.
Пушки развернуть в месте предполагаемой атаки польской конницы не успели, но, когда с криками из леска выскочили конные, их вначале встретили выстрелами из пищалей. Это не остановило лихих польских всадников и те, несмотря на существенные потери, смели две роты стрельцов. Но тут подоспели русские гусары.
С шумом, издаваемым прикрепленными крыльями на спине, русские «ангелы смерти», уже перенявшие польско-литовский опыт использования гусарии, врезались с пиками наперевес во фланг польской конницы. Следом шла лавина русской поместной дворянской конницы. Поэтому, когда гусары прорядили поляков, пройдя через из фланг, как раскалённый нож по свежему сливочному маслу, дворяне и боярские дети, завершили разгром, круша и изничтожая дезорганизованных поляков.
А в это время треть стены была под контролем русских штурмовиков и бой шел уже за ворота. Участь Риги была предрешена.
Через два дня, когда уже готовились обозы с побежденными рижанами и с их имуществом, для отправки в Псков и дальше, в рижском порту началась разгрузка датских и английских кораблей с французскими и немецкими наемниками на бортах. Так же разгружались бочонки с порохом и ящики со свинцом.
Русская армия потеряла при штурме и в конном бою двести тридцать два человека и такие малые потери, относительно решенных задач, были, несомненно, успехом. Тем более, что войско не только не ослабло, но получило почти полторы тысячи наемников. Много, очень много, пришлось державе отдать серебра наемникам, как и заверить вероятных союзников в благонадежности и приверженности к дружбе. Но так меньше русской крови прольется, значит, будет кем воевать и дальше.