Шведскому генералу крайне не нравился тот факт, что он, по сути, оказался обманут. Делагарди рассчитывал на то, что у него будут базы снабжения, генерал намеривался набирать рекрутов в Новгороде и всей Северо-Западной России, но на деле получилось далеко не так, как хотелось Русские плотно заняли все территории, которые уже шведский король уже называл Новгородским герцогством, пусть официально это и не признавал.
— Не утруждай себя, пан, все это уже выговаривают Сигизмунду на Сейме в Люблине. В этом году Сейм начался раньше и королю уже выдвигают обвинения, что он подписал унизительный мир с русскими. А о том, что русские начали промышлять разбоем на землях Вишневецких, я знаю, — отвечал Жолкевский, чуть распахнув слишком жаркую соболиную шубу.
— Передайте, мой вероятный друг, своему королю, что моему сюзерену Карлу нужно только одно: Сигизмунд отказывается от шведской короны. И тогда мы получим возможность стать, может лишь временно, но союзниками, — Делагарди взял бокал с вином, а второй протянул польному гетману.
— Мы заставим своего короля принять единственно правильное решение… — Жолкевский улыбнулся и приподнял бокал, салютуя им Делагарди.
Глава 5
Глава 5
Москва
1 октября 1608 года.
Прибытие в Москву я, по своему обыкновению, осуществил ночью. Зачем сотням, если не тысячам, зевак смотреть на обозы и гадать, что в них? Ну и меньше суеты, больше времени на то, чтобы оправиться, помыться, пообщаться с семьей. Приезжая утром или днем, я бы сразу же окунулся в дела. Все бояре, что находятся в Москве, поспешили бы выражать свои самые искренние и верноподданнические чувства. Не сомневаюсь, что дел накопилось.
Так что нужно хотя бы десять часов, чтобы прийти в норму. Это только кажется, что путешествовать в карете легко и непринужденно. Нет, по мне и на коне лучше, если, по крайней мере, чередовать езду верхом. Кареты жесткие, скрипящие, каждый ухаб, даже маленькая ямка — трагедия внутри украшенного ящика. Сам виноват, все никак не оборудую свои выезды рессорами. Жду, пока каретная мануфактура начнет, наконец, работать, чтобы сразу же взять в свои выезды русские кареты с рессорами, отличными диванчиками внутри, утепленные и даже с небольшими печками.
Опыт работы мебельной фабрики, удачный опыт, позволяет осваивать и новые производства.
— Государь, коли можно, не говори… прости, государь, — Ермолай плюхнулся на колени и бил поклоны.
Этот разговор состоялся перед последним переходом, уже под Москвой. А просил Ерема за то, чтобы я не выдал Ефросинью. Это Фроська прислала письмо с весьма подробным разговором с Ксенией, в ходе которого открывались некоторые подробности очередного заговора против меня. Но не мольбы моего «походного» телохранителя повлияли н то, что я не собирался сдавать Фросю, а здравый смысл. Ну, скажу я, что это Фрося, или дам понять, что она рассказала про заговор, Ксения тогда перестанет ей доверять. А Фрося — верный мне человек, ее присутствие возле царицы позволит узнать, если вдруг жена решит, что наступил конец нашей совместной жизни, как, собственно, и моего существования.
Как же это гидко, противно, следить за собственной женой! Но можно сколь угодно себя презирать, вот только реальность куда как порочна. А за Ксенией присматривают… Стоп! Так это же, получается, слухачи, что следят в Кремле, подчиняются Годунову! Он же Глава Тайного Приказа.
Интриги, мать его, Мадридского двора. Ну угомонитесь уже, работайте! Месть, жажда наживы, возвышения — вот те мотиваторы, которые, оказывается, у многих сильнее, чем желание величия отечества, стабильности, понимания завтрашнего дня и чувства защищенности. Хотя о чем это я? Разве через четыреста лет что-то изменилось? Меняется только этикетка, а пойло все то же.
— Я не стану говорить об участии Фроськи в деле. Но и ты обабился в конец. Может, мне было бы проще подле себя Фросю держать? — сказал я и понял, что слова не только двусмысленные, но и явно оскорбительные для Ермолая.
Но не извиняться же. Да и, вправду, Еремка под каблук залез и только оттуда одним глазком выглядывает. Я так же многое Ксеньке позволяю, вон лекарни открывать, или школы. Но я человек из будущего, для которого такое крепостное право в отношении женщин, чуждо. И то, я одергиваю Ксению и не даю ей сильно «разгуляться» в политике. А Фрося как хочет, так и крутит своим мужем, хотя, явно любит своего «однорукого бандита».
— Ты вот что, Ерема, хватит лоб о землю бить, а пошли кого быстрого, но молчаливого и исполнительного, чтобы передал Захарию Петровичу Ляпунову, кабы встретил у стен города, будет ему задание. Если его нет в Москве, то тихо, не привлекая внимания, найти, — загрузил я делом Ермолая.