Час пролетел феерично. Настолько, что я уже собирался дать приказ выкупать красивые камни и привлечь Караваджева к моделированию украшений. Хотелось такие страстные часы периодически повторять. Получалось бы, что царская сокровищница пополняется от неуемной похоти государя. А не так ли это было и в иной реальности?
Что касается художника, то тут вновь были нюансы. Ему без ярких эмоций явно не живется. Подрался, скотина, с одним из моих телохранителей, который сально смотрел на Лукерью. К слову, Матвей, действительно, тоскует по красавице, которая, гадость такая, умеет состроить глазки, пока темпераментный муж отвернется.
Так вот, Михаил, это так нынче зовется бывший ранее Микеланджело, выхватил шпагу и вызвал телохранителя. Когда Матвей отказал бывшему итальянцу, оскорбленный муж стал покалывать шпагой моего человека. Вот Матвей и вступил в бой и… проиграл. Караваджев, мало, что художник, но никогда занятия шпагой не забрасывал, а итальянская школа фехтования весьма неплоха.
Матвей лишился права быть рядом со мной и охранять мое бренное тело. Во-первых, он поддался эмоциям и повелся на провокацию, и второе, — проиграл в схватке художнику. Будет наука остальным, что телохранитель — это не сибарит, который кичится статусом, а работяга и лучший из лучших. И нынче я наблюдаю, как, с удвоенным остервенением, с привлечением итальянских и французских специалистов, учатся мои волкодавы шпажному бою. Периодически и я тренируюсь с ними и начинаю сильно отставать, что бьет по самолюбию, но что закономерно.
Ну а Караваджева так же наказал. Он отправился в Гусь работать на полгода, где должен расписывать тыльную сторону зеркал. Подобного, насколько я знал, еще не было в Венеции, а у нас будет. Бывший итальянец из тех творцов, что пишут картины без эскизов или условных «черновиков», а сразу и основательно. Уверен, что русские зеркала станут еще более дорогими.
Гусь становится суперстекольной столицей мира. По словам однорукого мастера из Венеции Якобелло Баровье, еще год и Гусь перекроет масштабами производств и номенклатурой товаров и знаменитый остров Мурано. Единственно, что не нравилось именитым мастерам, так то, что половину мощностей перекинули на изготовление прозрачного, можно сказать, оконного, стекла. Хотя, нет, не только это не нравится. Недовольство у мастеров вызывает и то, что они уже полтора года работают на склад, лишь изредка стекольная продукция уходит либо на подарки послам, либо в царские палаты.
А все для того, чтобы уже в этом году «взорвать» формирующийся российский рынок, как и английский с голландским. На ярмарках в Нижнем Новгороде, как и в лавках Архангельска и Астрахани этим летом появится товар, который, я почти в этом уверен, станет ассоциироваться к Россией, как ранее стекло с Венецией. Но мы знаем качество и уловки конкурентов, потому будем опережать мурановских мастеров. В Англию, Голландию, да и в Персию, отправятся и стеклянные украшения. Это в Венеции за них руки отрубали, так как их выдавали за драгоценности. Мы же будем сразу говорить, что это стекло. На каждом изделии будет специальный знак в виде герба Российской империи, а на хрустальных украшениях знак «Х». Пусть думают: или это 'Х’русталь, или место, куда мы посылаем всю Европу.
— Я пойду! — отдышавшись сказала Ксения, поправляя одежду.
— Ага! После обеда продолжим! — отвечал я.
— Сточишься так, если часто продолжать! — жена улыбнулась.
— Не сточусь! — рассмеялся я.
Нет, точно буду дарить жене подарки, если она продолжит дарить мне такие эмоции.
— Государь, боярин Захарий Петрович Ляпунов, как двадцать минут ожидает, — сообщил Акинфий, как только Ксения, подхватив в коридоре, словно магнит иголки, своих невест, удалилась.
Вот же, слышал, паразит, как мы тут двадцать минут назад резвились. Тогда кульминация момента случилась. Но правильно делает, если предупреждает, что и Ляпунов слышал ахи-охи. Начхать! Тут, чтобы только Ксения не узнала, она все еще смущается такими неловкостями. Зря! Здоровый секс царской семьи — это даже в государственном масштабе важно и еще одна скрепа державы.
— Государь-император! — войдя в кабинет, Ляпунов поклонился.
За последнее время Захарий стал статным и приобрел немало важности, как напускной, так и реальной. Лицо мужчины стало жестким, а взгляд поменялся. Помню, при первом знакомстве в Туле, когда я был еще царем без царства, Захарий смотрел лихими, озорными, глазами. Такими, как можно увидеть у казаков. Сейчас, нет. Брови чаще всего сдвинуты, смотрит чуть исподлобья, взор проникновенный.