…Шлёп, шлёп… Шлёп, шлёп… Кто-то настойчиво колотит Клауса по щекам… Шлёп, шлёп… Шлёп, шлёп… Слабые удары еле ощущаются на коже… Шлёп, шлёп… Шлёп, шлёп… В лицо рваными клочками бьёт чьё-то прерывистое дыхание… Шлёп, шлёп… Шлёп, шлёп… Взволнованный и вместе с тем раздражённый вскрик наполняет ушные раковины… Паф… Шлёп, шлёп… Паф… ПАФ!
Звучный протяжный вдох стеснённой грудной клеткой врывал мечника из цепких зелёных лап пленившего его ядовитого забытья.
– Пафф… – облегченно выдала запыхавшаяся квопл, как только чёрные глаза Клауса уставились на неё.
– Спасибо… – с благодарной улыбкой просипел он, легонько пригладив мех на шелковистой розовой макушке.
– Паф, – добродушно махнула лапой та, как бы говоря, что не стоит благодарности, после чего, полностью потеряв всякий интерес к компаньону, отправилась бродить по округе разодетого в сумрак помещения, и лишь две скудные полосы бледного света не давали ему полностью раствориться во мраке наступившей ночи.
– Позже обязательно угощу тебя чем-нибудь вкусненьким, – приняв сидячее положение, пообещал великан, глядя на удаляющийся задорно виляющий пушистый хвостик. – Но сейчас нужно разобраться с одной зарвавшейся крысой…
Крепкие ладони железной хваткой обвились вокруг цепи ножных кандалов, намертво примонтированной к полу стальным креплением. Понадобилось лишь несколько грубых рывков, чтобы каменные звенья разразились прощальным стоном и высвободили узника из оков своего заточения. Клаус поднялся на покалывающие от долгого сидения ноги, развернулся лицом к стене трюма, упёрся стопой в место рядом с нишей и с корнем вырвал прозябающий в нише цепной запас, разорвав его надвое и обзаведясь каким не каким оружием в виде двух цепей, свисающих с запястья.
– Оставайся здесь, Паф, – направляясь к люку, бросил он через плечо своей пушистой спутнице, которая и без этого не особо то и спешила покидать трюм, копошась в разбросанном повсюду хламе. – Я скоро.
Поднявшись по ступеням, у самого выхода великан остановился, приложил левое ухо, мочку которого по настоянию Морганны венчало отшлифованное до блеска стальное колечко, к крышке и тщательно прислушался к обстановке сверху. На палубе было по ночному тихо, и только солёные брызги, самоотверженно бросающиеся на латунную обшивку корабля, нарушали эту тишину.
– Надеюсь, я не опоздал, – отчасти виновато – за, то что так долго провалялся без сознания – пробормотал Клаус и попробовал аккуратно приподнять люк, в душе уповая на то, чтобы он оказался незапертым. Желания выламывать его с боем, а после сражаться со всем пробуждённым ото сна экипажем, у которого в оружейной наверняка завалялась пара другая заряженных пустышек в данный момент у него не было от слова совсем. Всё, на что рассчитывал великан – остановить убийцу и тихонько удрать с корабля вместе с Паф. И госпожа Фортуна милостиво прислушалась к столь благородной просьбе, и лишь по одному мановению её руки необременённая замками крышка люка бесшумно откинулась в сторону, давая великану беспрепятственно ступить на пошатывающуюся от лёгкой морской качки палубу.
Крадучись бесшумной – что совсем не соответствовало столь внушительных размеров комплекции – походкой Клаус добрался до жилых кают, и с этого момента каждый его шаг, не считая тихонько постукивающих по голеням концов кандалов, подобно пиявкам присосавшихся к коже чуть выше колена тугими браслетами, сопровождался хоровым посвистывающим храпением и едва различимым бормотанием, которые доносились из-за дверей. Так, невольно вслушиваясь в эти полубредовые сонные причитания, состоящие в основном из жалоб на тягости военно-морской службы да навязчивого желания узнать цвет белья прекрасной леди Элизабет, он вскоре оказался подле двери последней и, тихонько приоткрыв её, чтобы не издать ни единого скрипа, по-кошачьи прошмыгнул внутрь.
С порога лицо пирата приятно обласкал прохладный морской бриз, пробравшийся в каюту через настежь распахнутые окна и теперь безнаказанно хозяйничавший тут, проказливо шелестя желтоватыми, покрытыми чёрными вереницами вычурно написанных слов листами бумаги, лишь чудом ещё не сорвавшихся с края украшенного строгой резьбой рабочего стола, вздувая к потолку невесомую вуаль бежевых штор и играясь с пологом, за которым располагалось спальное место. Осторожно обогнув продолговатый столик для совещаний, окружённый дорогими креслами с отделанными кожей спинками и сидушками, Клаус неторопливо двигался вдоль занимающего всю левую стенку высокого стеллажа, наполненного всякой всячиной начиная от книг и кончая присущей морскому промыслу различной атрибутикой. Из интересного – великан приметил несколько запечатлей-зеркалец17, окантованных красивыми позолоченными рамочками под стать запечатлённым в них людям. Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это родные Элизабет. На самом большом зеркальце их насчитывалось около дюжины, и все как на подбор: стройные, грациозные, в красивой одежде и с серьёзными выражениями на лицах. Ну просто образцовая семья богатеньких криолисов.
17
Запечатлей-зеркальце – предмет похожий на обычное зеркало с той лишь разницей, что, если посмотреть в него более десяти секунд, он навеки отпечатает изображение смотревшего(их), превратившись в некое подобие картины.