– Но зачем? – Клаус отпрянул от материнского плеча и вопросительно заглянул в грустные материны глаза.
– Понимаешь… – ужасный грохот не позволил ей закончить предложение. Мальчик стремительно развернулся в сторону арочного проёма, ведущего в спальню, и с ужасом увидел в проходе здорового змея, чей по-человечески мускулистый и наделённый руками торс был облачён в кроваво-красные шипованные доспехи. В одной руке он держал длинный вычурный топор, который имел изогнутые фигурные лезвия как на начале древка, так и на конце с той лишь разницей, что они смотрели в разных направлениях, а в другой – волосы трепыхающейся в попытке освободиться Ульрики.
– Так, так, так, а вот и наш-ш-ша беглянка, – едко прошипел он, смотря мелкими отсвечивающими мертвенно-голубым глазками прямиком на взволнованно взирающую на дочь женщину.
– Отпусти её! Она здесь не причём! – воскликнула она, подавшись вперёд вместе с вытянутой рукой.
– Этого детёныш-ш-ша? – демон издевательски потряс Ульрикой в воздухе. – Да пожалуйс-с-ста, – и со всей своей чудовищной силой приложил её о пол, проломив в нём дыру, но не стал останавливаться на этом и под отчаянный вскрик матери снова вздёрнул вверх оглушённую девочку.
– Быстро отпустил её, ничтожество! – схватив пустышку, Клаус яростно сорвался с места, на ходу отводя лезвие для удара, но так и не сумел нанести его, будучи отброшенным в конец комнаты собственной сестрой, которую демон насмехательски швырнул в него на подступе.
Мальчик воткнулся затылком в оконное стекло, отчего оно задребезжало и звонко треснуло, осыпавшись им на головы тучей остроконечных осколков. Но за миг до этого Клаус услышал влажный шлепок и последовавший за ним короткий пронзительный стон. Он опустил глаза вниз и с содроганием понял, что пустышка прошила насквозь живот Ульрики и теперь казало своё покрытое смоляной кровью остриё из её спины, составляя компанию парочке вонзившихся в плоть стекляшек.
– Ульрика… – ошеломлённый, пребывающий словно в замедленном сне, Клаус вытащил осколки и слабо покачал сестринское плечо, но она только безвольно колебалась от создаваемых ладонью мальчика толчков. – Ульрика очнись…
– С-с-слабые детёныш-ш-ши, – кровожадно усмехнулся демон, проведя по губам раздвоенным языком. – Они не с-с-сумеют выжить. Я избавлю их от тягос-с-стей жизни, – и плавно виляя чешуйчатым хвостом, угрожающе пополз к детям, покрывая топор своей скверной.
– Нет! – перебарывая собственную слабость, их мать свесилась с кровати и с глухим стуком свалилась на пол. – Прощу тебя, не трогай их! Я отправлюсь с тобой куда захочешь, только не причиняй вреда моим детям! – взмолилась она, хватаясь обессиленными руками за склизкий извивающийся отросток.
Змей нехотя остановился.
– Ты и так пойдёш-ш-шь с-с-с нами, но твои детёныш-ш-ши нам не нужны, поэтому я избавлюсь от них с-с-сейчас-с-с, чтобы в дальнейш-ш-шем не было проблем. Так что не меш-ш-шай.
Демон вильнул хвостом и отбросил женщину прочь, а затем дополз до беспомощно тормошащего едва живую сестру Клауса и занёс над ними грозное оружие. Оказавшись в тени своего палача, Клаус вскинул вверх ошарашенные глаза, несколько раз сморгнул, то ли пытаясь детально запечатлеть в памяти лицо убийцы, то ли пытаясь прогнать его словно видение, порождённое мозгом после внезапного пробуждения, в те секунды, когда грань между сном и явью практически неразличима. Однако ни того, ни другого у него не вышло, и мальчик просто крепко зажмурился, смирившись с неизбежным, но истошный крик, перетёкший в исполненный ярости рык, понудил его веки широко раскрыться вновь.
– НЕ ТРОЖЬ МОИХ ДЕТЕЙ, ЗМЕЯ!
Змей замер с безмерным выражением удивления на лице, – ну или же так померещилось Клаусу, ведь выглядело оно совсем как и у любой другой змеи, – а затем неожиданно для всех вспыхнул и просто исчез. Растворился в воздухе, словно какой-то призрак. Но, как выяснилось мгновением спустя, это предположение оказалось ошибочным.
С оглушительным треском перегородка разразилась дробью ошмётков. В воздух взметнулись облака пыли и щепы, которая моментально забилась в глаза и тем самым свела всякую видимость к нулю. Откуда-то сбоку послышались звуки борьбы, сопровождающиеся гневным шипением и ничуть не уступающим ему в этом рычанием. Выкашливая щиплющие горло опилки, Клаус маниакально натирал глазные яблоки, чтобы прозреть хоть на немного и за это время успеть разобраться, что же произошло. Но всё это было бесполезно, пока он оставался на месте, а потому мальчик, обхватив одной рукой сестру, пополз на выход из этого пепельно-серого марева, добрался до кровати, осторожно усадил Ульрику рядом с ней и встал, чтобы оглядеться.