Зароившиеся в голове голоса демонслейва немного отрезвили Клауса. Он поднял мутный взгляд на крадущуюся к нему девушку, которая подобно вышедшему на охоту хищнику скалила зубы, издавая угрожающий гортанный рык, и понял, что ошибся – конечно же это была никакая не мама. Ведь в тот день она умерла, а её тело приютило море, однако легче от этого не становилось. Клаус с сожалением признал во враждебно настроенной девушке Ульрику, которая со стопроцентной вероятностью не узнавала в нём родного брата.
– Ульрика, – с надеждой позвал он её по имени, но, как и следовало ожидать, она никак не отреагировала. Вернее, отреагировала, но не так, как того бы хотелось мечнику: напружинилась, отвела руки в стороны, широко растопырила когти, после чего грозно и продолжительно зарычала, точно предупреждая, что находится в полной боевой готовности и может напасть в любую минуту.
Изнемогающий демонслейв отозвался на этот рык: рукоять выскользнула из тела, вынудив хозяина в недоумённом смятении отступить назад. Уже дважды он являет себя против воли Клауса и вновь требует крови кого-то из родственников. Да что же не так с этим проклятым исчадьем?! И где, гром его дери, было это исчадье тогда, в цитадели, когда на глазах у великана Тёмный Владыка беспрепятственно обратил малявку в ничто…
Поглощённый захватившими сознание гневливыми мыслями, мечник невольно позабыл о сестре, которая восприняла появления демонслейва как акт агрессии и незамедлительно атаковала его, изодрав в клочья кожу на правой щеке. Клаус с шипением отскочил вбок, лихорадочно соображая, как следует поступить в данной ситуации, но Ульрика не дала на размышления ни секунды: прыгнула следом, вонзив пальцы в ключицы, придавила брата к земле и принялась остервенело наносить хаотичные проникающие удары распрямлёнными ладонями. Огонь, попадая в раны, оседал внутри и причинял невыносимые страдания, по сравнению с которыми боль от осквернённой Владыкой пустышкой казалась детской шалостью. Та хотя бы была статичной. Такой с которой, стиснув зубы, но можно свыкнуться. Эта же ощущениями напоминала рой взбешённых пчёл, которые нещадно терзали плоть разрозненными уколами тысячи пламенных жал. Они были настолько безумными и яростными в своем стремлении причинить как можно больше увечий, что создавалось стойкое впечатление, словно причиняемые ими мучения – лишь малые отголоски того, что в данный момент испытывает сама хозяйка этой странной скверны.
Клаус чувствовал, как сознание начинает ускользать в темноту. Хвалёный болевой порог оказался бессильным перед свирепым натиском Ульрики, и каждый её последующий удар выбивал из обмякающего тела последние остатки духа. Мечник, крякнув, перехватил руки сестры и предпринял попытку скинуть их владелицу с себя, но она не увенчалась успехом. Сильная как тысячи китов, девушка злостно вырвалась из хватки и даже умудрилась вывернуть левую руку под невероятным углом, выказав обломки пропоровших кожу костей, после чего принялась потрошить Клауса ещё усерднее.
– Прости… – хватаясь здоровой рукой за демонслейв как за единственный способ выжить, прохрипел великан, слабо веря в то, что собирается сейчас сделать, как вдруг в небе над ними промелькнула тень, которая стремительно опустилась на лицо Ульрики, обернувшись розовошёртым колобком. – Паф?..
– Паф! – недовольно-взволнованным тоном бросила квопл и начала быстро поглощать танцующий на коже девушки огонь, тем самым усмиряя её осатанелый нрав. Клаус с облегчением – от того, что не придётся прибегать к сестроубийству – выдохнул и позволил себе взять небольшой отдых, со спокойной душой смежив свинцовые веки.
Затянувшееся возвращение домой. Часть вторая: нападение лисьего адмирала и единственная выжившая.
Сон выдался не из приятных. Возможно, виной тому был вихрь заново пережитых кошмарных воспоминаний, перемежаемый не менее ужасающими обстоятельствами действительности, загнавшей Клауса в условия, при которых ему вынуждено пришлось выбирать между жизнью родной сестры и собственной, и осознание того, с какой лёгкостью был сделан этот выбор колючим укором вонзалось в сердце. Но вероятнее всего причиной послужила танцующая в ранах лисья скверна, причиняющая поистине адские мучения, причём не только физические. Она была наполнена остаточными образами переживаний Ульрики, среди которых не было ничего, кроме бесконечной агонии сгорающей в демоническом пламени души, что так отчаянно кричала и молила о спасении, но никого, кто смог бы помочь, рядом не было, только необъятная глазом, пугающая тьма да холодный взгляд лисицы, затаившейся в ней в ожидании её неминуемой гибели. Иногда во тьме проскакивали обрывки замутнённых, плохо различимых видений прошлого, больше походящих на сказочный театр теней, каждая из которых имела собственный цветастый окрас причудливо сплетённых воедино, но не перемешавшихся, различных оттенков, изменявшихся на протяжении всего представления. Оно, к слову, вещало о той самой битве, столь сильно изувечившей полигон и прилегающие к нему территории, однако полной картины о произошедшем не давало. Вот две тени приблизительно схожего окраса синхронно взмахивают могучими мечами, чтобы рассечь ослепительно блистающую тень перед ними, а вот над одной из них уже нависает другая, что ещё секунду назад воспринималась союзной, и вероломно наносит смертельный удар в область груди, после чего всё вновь утопает в душераздирающей агонии, и хочется побыстрее открыть глаза и выбраться из плена этих чудовищных иллюзий.