Он взял меня за руку.
— Слушайте, — сказал он, — может, Вы спуститесь и наведёте мосты, а?
— Если мне еще есть, чем наводить мосты, я бы приберёг материал для дома, — сказал я. Тут я кратко обрисовал ему далеко не идеальную обстановку, сложившуюся в моём доме.
— Делайте, что хотите, но не совершайте моей ошибки. Храните свой семейный очаг несмотря ни на что. Я знаю, что временами это бывает чертовски тяжело, но, поверьте мне, есть положения в десять тысяч раз тяжелее.
— За одно я благодарю бога, — сказал я.
— За что?
— Глория Хилтон не врывалась в мою жизнь и не признавалась мне в любви.
Я спустился на первый этаж к сыну Мурры. Юный Джон был одет в костюм, как настоящий мужчина. Под пиджаком на нём даже был жилет. Джон носил большие очки в черной оправе и имел вид профессора колледжа.
— Джон, — сказал я, — я старый друг твоего отца.
— Вот как? — произнес он и смерил меня взглядом. Он и не подумал протянуть мне руку.
— Ты выглядишь, как настоящий мужчина, — сказал я.
— Я должен был возмужать. Когда отец оставил нас с матерью, я ведь стал главой семьи, верно?
— Знаешь, Джон, твой отец тоже не был особенно счастлив.
— Я очень разочарован. Я считал, что Глория Хилтон моментально делает мужчин бесконечно счастливыми.
— Джон, — сказал я, — Когда ты вырастешь, ты поймешь много такого, чего не понимаешь сейчас.
— Вы, должно быть, говорите о ядерной физике, — сказал он. — Я просто сгораю от нетерпения.
Повернувшись ко мне спиной, он глянул в окно и спросил: "А где отец? " — Вот он, — сказал Мурра, спускаясь вниз. — Вот он, несчастный дуралей.
Он медленно спустился по скрипучей лестнице.
— Я, пожалуй, вернусь в школу, отец, — сказал юноша.
— Так быстро? — спросил Мурра.
— Мне сказали, что дело срочное, вот я и приехал. Но никакой срочности, как видно, нет, и если ты не возражаешь, я бы хотел вернуться.
— Не возражаю? — переспросил Мурра. Он протянул к сыну обе руки. — Джон… ты разобьешь мне сердце, если сейчас покинешь меня… и не…
— И не что, отец?
Он был холоден, как лёд.
— И не простишь, — сказал Мурра.
— Никогда, — сказал сын. — Этого я никогда не сделаю.
Он кивнул.
— Как только ты будешь готов, отец, отвези меня. Я жду в машине.
И он вышел из дома.
Мурра опустился на стул и уронил голову на руки.
— Что мне делать? Наверно, я заслужил это наказание. Значит, сжать зубы и терпеть.
— Есть еще один выход, — сказал я.
— Какой?
— Дать ему под зад.
Так он и сделал.
С мрачным видом он вышел из дома и подошел к машине. Потом он сказал Джону, что переднее сиденье неисправно, и для того, чтобы его исправить, Джону придётся выйти из машины. Джон вышел.
И тут Мурра врезал мальчишке ногой по мягкому месту. Не думаю, что парню было больно, но взлетел он довольно высоко.
Приземлившись, он проделал танцевальный пируэт в направлении кустов, где мы с его отцом накануне искали чертополох. Окончательно остановившись, он уже был просто удивлённым мальчиком.
— Джон, — требовательно сказал ему Мурра, — жаль, что мне пришлось это сделать, но мне не оставалось ничего другого.
Его сын стоял как громом поражённый.
— В своей жизни я сделал много серьёзных ошибок, — продолжал Мурра, — но не думаю, что это одна из них. Я люблю тебя. И я люблю твою мать. И, пожалуй, я буду пинать тебя до тех пор, пока ты душой не поймёшь, что мне нужно дать еще один шанс.
Мальчик все ещё не знал, что сказать, но было видно, что перспектива повторной экзекуции его не обрадовала.
— А сейчас мы вернёмся в дом и поговорим, как цивилизованные люди, — сказал Мурра.
Когда они вернулись в дом, Мурра заставил парня позвонить своей матери в Лос-Анджелес.
— Скажи ей, что мы с тобой чудно поладили, что я ужасно несчастлив, что с Глорией Хилтон покончено, и я прошу её позволения вернуться на любых условиях.
Парень так ей и сказал, и она расплакалась. А потом первая жена Мурры сказала ему, что он может вернуться домой, когда пожелает. Тем дело и кончилось.
А с дверью ограждения ванны мы решили так: я взял дверь Мурры, а он мою. По правде говоря, я обменял двадцатидолларовую дверь на сорокавосьмидолларовую, не говоря уже о том, что стал обладателем изображения Глории Хилтон.
Когда я приехал домой, моей жены дома не было. Я повесил новую дверь на место старой. Мой сын тихо подошел и стал смотреть. Лицо у него было заплаканное.
— Где мама? — спросил я.
— Ушла, — сказал он.
— Когда вернётся?
— Она сказала, что, может быть, вообще не вернётся.
У меня подкосились ноги, но сыну я вида не подал.
— Это одна из её шуток. Она всегда так говорит.
— Я от неё такого раньше не слышал, — сказал он.
Но по-настоящему я испугался, когда она не пришла к ужину. Я старался держать себя в руках. Приготовив ужин для двоих, я сказал: «Наверное, ее что-то задержало».
— Отец… — сказал мой сын.
— Что?
— Что ты сделал маме вчера вечером? — спросил он очень требовательным агрессивным тоном.
— Занимайся своими делами, — сказал я, — иначе ты рискуешь получить под зад.
Это его тут же остудило.
Слава Богу, моя жена пришла домой в девять часов.
Она была в весёлом расположении духа. Она сказала, что прекрасно провела время одна — одна ходила по магазинам, одна обедала в ресторане, одна пошла в кино.
Она поцеловала меня и пошла наверх.
Я услышал звук льющейся воды и вдруг вспомнил про изображение Глории Хилтон на двери ограждения.
— О Господи! — застонал я и рванулся наверх, чтобы объяснить ей, как эта картинка попала на нашу дверь и заверить, что завтра с утра я первым делом удалю её.
Я вошёл в ванную.
Моя жена принимала душ.
Она была одного роста с Глорией Хилтон, и этот портрет на двери был для неё, как маска.
Я видел тело моей жены с головой Глории Хилтон.
Моя жена не была сердита. Она смеялась. Она находила это забавным.
— Кто я? — спросила она.