– Ну и как это – любить цветок?
Я с какой-то отстраненной нежностью коснулся ее макушки, приглаживая растрепавшиеся волосы.
– Я правда старался в тебя не влюбиться.
Прозвучало как-то похоронно.
– Говоришь так, будто извиняешься.
– Вроде того…
Она заворочалась, зарываясь лицом в лежащую у меня на коленях куртку.
– С тобой мне кажется, что я сплю, Тим. Нет, не так – что я снюсь. Прости…
– Все в порядке.
Вот же дурацкая фраза. Все равно что плюнуть себе в салат. Ванда села, собрала в хвост запутавшиеся волосы и прислонилась к дереву. Я чувствовал ее тепло своим плечом.
– Ты не понимаешь, Тим. Можно вспоминать сказки и красивые истории, мои капризы, ширма или колпак… Сквозняки… Этот колпак, он не от сквозняков. Это чтобы Маленький Принц не забывал. Кто человек, а кто…
– Перестань. Цветок, туманность, астероид, осенний дождь, письмо без обратного адреса. Ты это ты. Если я – человек, ты – тоже.
Она грустно усмехнулась, забрала у меня надкусанный фрукт, долго вертела в руках, словно не зная, что с ним делать. Потом белые корешки, вырастающие прямо из кожи, обволокли, спеленали его, и через пару секунд втянулись обратно, оставив на ладони жухлый огрызок.
Я молча отвернулся.
«Рыбалка в дождь с племянником, вызвавшим разочарование удручающими успехами в учебе» – примерно так, Ванда, – любить тебя.
Не знаю уж, что там с цветами.
После нашего разговора я решил немного прогуляться. На этот раз обошлось без приключений.
Пока я прохаживался, Ванда куда-то пропала, а Эммади с Аархом сидели в одинаковых позах – поджав под себя ноги – и о чем-то тихо разговаривали. Я сел в стороне под тем же деревом и принялся поглощать собранные фрукты. Называть их «Рыбалкой в дождь» больше не хотелось, поэтому я вернулся к предыдущему, не менее дурацкому названию – «Радужная влага». На самом деле, эта гадость не могла претендовать на надои даже самой дохлой из радуг, возникшей после самого радиоактивного из дождей. И тут эти дожди, черт!
К тому времени, как ко мне подошли Эммади с Аархом, фрукт стал называться «Кислое отражение корня из двух, замерзшего насмерть от одиночества под дырявым навесом из прошлогодней соломы». Сокращенно – «кислятина».
– Тим, мне не удается выяснить у него некоторые вещи. Ты можешь спросить его? Как равный.
– Что ты хочешь узнать?
– Что ими двигало. Я имею в виду – всеми аархами. Зачем они это сделали?
Я флегматично ретранслировал вопрос Аарху. Тот оживился, будто смена вопрошающего приносила в беседу какие-то невероятно «прекрасные» новшества. Он весь затрясся от желания подобрать наиболее правильный ответ.
– Они…
Аарх никак не мог подобрать точное слово. Наконец, его лицо озарилось.
– Мы желали…
И он изобразил тот самый угрожающе хрипящий звук, в честь которого я и назвал всю их расу.
– Мы желали аарх…
Я облегченно вздохнул.
– Ну, так бы сразу и сказал… Эммади, ты удовлетворен? Теперь можно я поем?
Я взял еще один фрукт, второй бросил Аарху и даже предложил один Эммади. Тот не отреагировал. Я пожал плечами, выбросил огрызок за спину и принялся за следующую кислятину. Аарх тоже пожал плечами и бросил фрукт через плечо. Попал дройду туда, где у «пятиконечных водяных существ» располагался левый глаз. Дройд снова не прореагировал. Железная выдержка.
– Мальчик, не отражай мою глупость. Отрази лучше мой голод. Ешь, короче. Или что ты там с ними делаешь…
Эммади так никуда и не ушел.
– Тогда ты, Тим. Расскажи еще раз подробно – что ты видел?
– Ты когнитивный наркоман, ты понимаешь? Эти всю жизнь гоняются за красотой, вы – за знаниями… Вместо того чтобы дать человеку спокойно поесть.
– Милорд Тим, я попросил бы вас…
Я вздохнул. Раз уж он перешел на формальные обращения…
– Ничего особенного Эммади. Вакуум, еще вакуум, немного другой вакуум, шурин первого вакуума, свекор третьего, еще – пыль, астероиды, незнакомый вакуум, опа – голубая звезда, планеты, кислород, жизнь, океан, закат, шелест прибоя, скалы, прыгающие рыбы, кто-то бренчит на разбитой гитаре, песок, облака, небо алмазной крошки и снова вакуум, вакуум… Чего ты хочешь, чтобы я перечислил тебе всю вселенную? По инвентарным номерам? Пойми ты – не будет никакого взаимопроникновения культур и обогащения друг друга сокровищами знаний. Ты не сможешь рассказать ему, где видел отличную бабочку на ветке сакуры за секунду до раската грома – отличная вещь, чтобы ее отразить, понять, воссоздать, усовершенствовать и получить свой… что?
Я вопросительно посмотрел на мальчишку, деловито деструктурирующего очередную «кислятину». Он ответил, даже не поднимая головы:
– Аарх.
– Во. Аарх. А он не сможет тебе объяснить, как его аарх перевести в цифры, чтоб он тебе был хоть сколько-нибудь полезным.
– Тим, ты еще помнишь наш разговор на обшивке?
Выбросив недоеденный фрукт, я тщательно вытер руки о больничные штаны.
– Помню. Прости, я… День нервный.
– Спроси у него – почему он не ушел с ними?
Я вздохнул и повторил вопрос. Аарх продолжал возню с кусочками. Я попытался объяснить, что мы пытаемся узнать.
– Что вы делаете, когда не хотите отвечать вопрос?
Я усмехнулся.
– Можешь пожать плечами или покачать головой.
Аарх дернул плечами, будто собирался танцевать цыганочку.
– Так?
– Примерно.
– Вы поняли, что я не хочу отвечать вопрос?
– Да.
– Хорошо.
Аарх продолжил «разбирать» фрукт. Он по-прежнему не глотал и даже не жевал. После недолгого посасывания, он аккуратно сплевывал кусочки фрукта в ладонь, а потом бережно зарывал их в песок.
– Да, кстати, Тим, если тебе интересно… Аарх – это действительно одно слово. И оно обозначает то самое совершенство формы, сути и положения в пространственном временном и эмоциональном контексте. То, что техноиды называют красотой. Для людей потребуется больше слов. Гармония, мир – причем именно в значении целого отдельного мира в себе, автономного, но так же совершенно расположенного по отношению к другим мирам и их совершенству. Все возможные семы уже содержатся в этом слове, чтобы выделить определенную или добавить ту или иную коннотацию, используется долгота, как гласного, так и вокализированного «эр», интонация, громкость голоса и прочее. Все остальные понятия представлены через отношение к одному изначальному, взятому за точку отсчета. Стремящийся к красоте, бегущий от красоты – это самые простые… Ему сложно было понять множественность отдельных слов, но когда он понял, он хотел «отразить» язык. Ему показалось, что это…
– Дай угадаю? Аарх?
– Да. Но тебе лучше объяснить, что ты на самом деле не стремишься отразить бездну или, если проще, упасть в смерть – потому что именно это ты сейчас произнес.
Я сглотнул комок и торопливо объяснил все Аарху. Он не понял. Мы с Эммади попытались объяснить вдвоем. Аарх действительно хорошо разобрался в языке, и чем больше мы говорили, тем менее безумной становилась его речь. Но он никак не мог понять одного: почему я так близко принял к сердцу собственное заявление. В конце концов мы получили очень интересную дискуссию о смерти и отношении к ней людей (боимся), техноидов (не представлены друг другу) и аархов (полный Аарх). Позже присоединилось мнение Ванды (пора сваливать отсюда). Аарх запальчиво продолжал:
– Мы все падаем в смерть. Но мы меняем облик, чтобы она не узнала нас. Если мы найдем настоящую красоту, мир, гармонию, отразим ее, усовершенствуем и создадим… аарх. Тогда мы перестанем падать в смерть.
Потом нахмурился, проанализировал еще раз всю беседу и неуверенно произнес:
– Вы… Боитесь… Смерти. Я правильно отразил?