– Принято. Ждите.
Ждите… Малая боевая яхта без камбуза, санузла, спальных мест – да вообще без всего, годная разве что для высадки десанта… везет туристов. Странных таких туристов.
– Зеленая полоса предзакатных нимфей… Извините… полоса 64.
– Принято. Снижаюсь.
К чуй-чаям нечасто заглядывают гости. Хорошо хоть полосы пронумеровали, а то я по запаху садиться не умею. Тем более что зеленый оттенок аромата предзакатных нимфей представляю себе весьма смутно. Как, впрочем, и послезакатных.
Я посадил корабль и снял щупальца датчиков. Мир снова стал непривычно маленьким, исчезли несколько чувств, взамен появилось только одно – чувство собственной неполноценности. Каждый раз, когда я отрезал свое сознание от псевдоразумного кораблика, я чувствовал одно и тоже. Ущербность. Что такое 180 градусов обычного зрения по сравнению с полномерным ощущением безграничного космоса, чувством пронизывающих тебя космино, согревающего света всех звезд разом, отзвуков жизнеутверждающих, как младенческий крик, вспышек сверхновых?.. Это все дурацкие комплексы. Человек – это звучит гордо. «Пятиконечные водяные существа» достойны отражения, ведь так, Аарх?
Я оглянулся на сидящего у стены мальчишку. Медитативная поза, закрытые глаза, слабо светящаяся голубая кожа. Прямо аватара Вездесущего Гну, Маленький Будда, Надежда Вселенной в подгузниках. Ну хоть бы улыбнулся. Нет, сидит, мир созерцает. Внутреннюю бесконечность, внешнюю быстротечность и прерывистое постоянство.
Последний из садовников вселенной повернулся ко мне и открыл глаза.
– Зачем ты соврал?
Начинается.
– Почему соврал? Я сказал, что иду на посадку, и пошел на посадку.
– Ты знаешь, о чем я.
– А… ты про это? Я не соврал, мне и впрямь не терпится взглянуть на… этот их… Фонтан Ароматов.
– Красота Фонтана заменит тебе красоту момента встречи с братом, что ищешь?
– Нет.
– Зачем ты соврал?
Я снова вздохнул. С этим мальчишкой я вообще стал чаще вздыхать.
– Необязательно посвящать всех в свои семейные тайны…
Он кивнул, потом изобразил еще несколько вариаций выражения полного согласия из разных культур и многозначительно произнес:
– Аарх.
Вот и хьячи, что аарх. За те несколько суток, что нам пришлось проторчать на орбите Тирдо, пока тонари заряжался энергией для перемещения, мы с мальчишкой успели о многом поговорить. Теперь, как мне казалось, я «грокаю» аарх и даже понимаю, что именно имеет в виду этот паренек. Хотя после такой жарищи может показаться что угодно…
Я решил проверить свое знание их языка и прокаркал несколько фраз. Но быстро заткнулся, потому что в их языке не было ни понятия опасности, ни, соответственно, понятия ухода от нее. После долгих бесплодных попыток я процедил.
– Держись, будет трясти.
Мальчишка кивнул. Интересно, возможно ли ему вообще объяснить, что искренность – это не всегда хорошо? Как до этого я объяснял, что убийство это не всегда плохо. Самое паршивое, что пока пытаешься втолковать это маленькому садовнику, постепенно понимаешь, что все это бред. И хочется самому забыть, стряхнуть с себя всю эту дурацкую шелуху.
Вот только нет у меня ни вселенской мощи, ни бесконечного покоя, ни абсолютного знания, ни могучей древней расы за хрупкой, но идеально прямой спиной. А без этого как-то сложно.
Но когда рядом с тобой такой шикарный пример чистого, безапелляционного рыцарства, мне все больше верится в то, что сказки не просто пустая болтовня, не способная к жизни. Верится, что Рыцарь, Принцесса и Дракон, это… аарх.
Нас не встретили. Несколько желто-бурых точек маячило вдалеке, у здания космопорта. Чуй-чаи. Транспортер прислали, и на том спасибо. Аарх шагнул на висящую над землей платформу и повернулся ко мне. Я, как ни в чем не бывало, делал зарядку. Приседания, отжимания, наклоны – наличие свободного места после заточения в «Неразгрызаемом» приводило меня в восторг. Наверное, меня бы поняли только проглоченные Левиафаном. Или Иона.
Аарх забрался на платформу и обернулся ко мне.
– Отпустишь ребенка одного на незнакомую планету?
Я замер на середине наклона, словно мне переломили хребет. До этого Аарх не шутил. Был нарочито серьезен, мудр и просветлен. Что это с ним?
– Они мирные. А я еще потренируюсь и пойду искать своего приятеля.
Аарх улыбнулся – наверное, впервые за все это время. Не той дурацкой улыбкой, что он скопировал у меня, а своей. Я подумал, что с радостью бы ее отразил. Похоже, нам лучше и впрямь разделиться – я начинаю набираться его привычек.
– А как же Фонтан Ароматов?
– Потом отразишь его в меня. Только словами – облик ты обещал хранить. Мне сложно будет общаться с ароматным облаком.
– Я буду хранить его для тебя.
Он посмотрел на бледное солнце, потянулся, впитывая энергию голубой кожей. Я вскинул левую руку, и скуф, повинуясь мысленному приказу, начал превращаться в меч. Кровь бурлила, хотелось убить как минимум сотню драконов еще до завтрака.
– Ты выполняешь ритуал агрессивного приветствия, принятый у пси-хоттунцев?
Я прекрасно их понимал – выходя из пустой тесной комнаты с белыми стенами никаких желаний, кроме как поскакать с мечом, не остается.
– Да. А еще у них есть обычай убивать тех, кто задает слишком много вопросов. Как смел ты сомневаться в опустошенности моего разума?!
Я прыгнул на Аарха с дурацким горловым кличем и замахнулся мечом. Мальчишка даже не пошевелился. В последний момент, когда лезвие меча должно было снести ему голову, оно превратилось обратно в мягкий коричневый хвост. Аарх погладил пушистый воротник, легший ему на плечи, улыбнулся и дернул рычаг транспортера. Платформа унесла его к космопорту.
Хвост скуфа снова стал лезвием, я рубанул воздух сверху вниз, одновременно шагая в сторону. Серия коротких выпадов, финт, прорыв блока, колющий в сердце…
– Приветствую вас, благородные чуй-чаи. Да не иссякнет Фонтан Ароматов… И не остынет. И не…
Какие опасности могут угрожать таинственному источнику? Азарт воображаемого боя не уходил, разыгрываясь все больше. Я даже отчетливо видел голубоватую фигуру воображаемого противника.
Я раскрутился, вынося меч далеко вперед, потом прокатился под выдуманным ударом, встал, принял на меч еще пару рубящих слева, а потом отскочил, взял разбег и прыгнул, как мой первый враг – пират с убийственной тягой к позерству. Мой меч вспорол живот воображаемому противнику, вошел в него полностью, сбил на землю… Он быстро встал, из рваной раны струился искристый туман, видимо заменявший кровь.
– Смерть ответит на твои вопросы. Свободного падения!
У меня получилось не упасть во время безумного па, которое я назвал «Потаенный смысл ускользает от неуклюжих вопросов глупца». Оказавшись за спиной воображаемого противника, я одним движением снес ему голову. Обезглавленное тело взорвалось, обрызгав меня красными каплями. Мне стало не по себе – слишком уж разогналось мое больное воображение. Я посмотрел на руки – они были в крови. Потряс головой, пытаясь прийти в себя, – картина не изменилась. Выронив меч, я закатал рукава и осмотрел предплечья. Обнаружил небольшую ранку на запястье – кровь текла из нее. Интересно, когда я успел порезаться? Да и чем? Не уверен, что можно порезаться собственным живым мечом. Я приблизил ладонь к лицу. Кожа была воспаленной, бордовой и сухой, а то, что я принял за порез, было разорвавшимся волдырем. Все новые и новые бугорки вспухали на оголенной коже. Идиот! У обманчиво тусклой Итты жесткое излучение, особенно на закате. Я попытался закрыться тем, что осталось от больничной рубашки, и спрятался в тени своего корабля.
На горизонте показался транспортер. Платформа затормозила прямо у моих ног, и служащий космопорта в ярко-оранжевой форме протянул мне сверток.
– Космопорт Долины приносит свои извинения. Мы должны были предоставить вам защиту раньше.
– Извинения приняты.
Я торопливо развернул плащ и набросил на плечи. Тонкая материя прилипла к коже, и плащ растекся по всему телу, превратившись в удобный комбинезон. Капюшон закрыл мне лицо, но через секунду материя стала прозрачной, и я уже не чувствовал преград ни для дыхания, ни для зрения, ни для столь ценившегося на этой планете обоняния. Последнее, впрочем, было не особо важно – никогда не обращал внимания на запахи… Разве что запах луга, живых цветов… Я вдруг понял, что соскучился по Ванде…