Черт, во мне так много слов, но я всегда медлю, не зная с чего начать…
«Ну, привет, сестренка. Как всегда скучаю – куда без этого? Вот сижу тут в этом смазливом типе, в его шикарной жизни и сплю с его благоверной златовлаской. На досуге можешь поревновать, если выдастся время. Мне осталось совсем немного, скоро буду дома. Подергай там тигра за усы и скажи, что это от меня. За то, что не предупредил о двух работающих параллельно агентах, из-за чего я чуть было не наделал шуму… Прости, я снова о своем. Давай о нашем, Оми.
Я скучаю по мочке твоего ушка, по твоему вздернутому носику и по твоим коленям – только когда я засыпаю на этих коленях, мне не снятся кошмары. Чужие сны не в счет. Я люблю тебя, Оми. До скорой встречи, сестренка. Всегда был твой, таковым и остаюсь.
Ти-Монсор».
Улыбка так и не сползла с лица. Я откинулся на спинку и размял пальцы. Плевать мне сейчас и на Яано, и на Клео, и на разногласия двух государств. Я снова был дома, пусть это всего на пару минут…
Нуар был довольно неплохим. Многовато специй, да и густой не в меру… Он приготовлен для Яано, а он любит именно такой.
Я позволил себе еще несколько минут блаженных флэшбэков, потом закрыл глаза, сосредоточился и вернулся обратно. В мир милорда Яано, в его дом на планете Иола, столице Второй Империи.
Потом я протянул руку и, замерев на секунду, стер письмо. Черт, с каждым разом это становится все сложнее… Чушь. Эти мальчишеские записки нужны только для того, чтобы я не сошел с ума, время от времени возвращаясь в себя, восстанавливал порванные связи со своей собственной жизнью, подписывался своим именем, переживал свои эмоции… Рекомендованный Чжанем способ. Без этого можно действительно сойти с ума, поверить, что чужая жизнь вокруг – твоя собственная, заиграться и умереть. Потому что максимум через полгода тело отвергнет чужое сознание.
К счастью, я не собираюсь здесь задерживаться. Уже через пару дней я узнаю все, что нужно, и отправлюсь домой. Оставив довольного Яано с его новой прекрасной жизнью и семейным благополучием. Надеюсь, этот самовлюбленный дурачок не будет больше пользоваться любым шансом, чтобы проявить все свои разнообразные умения. Остепенится, может быть…
Чжань рекомендует убивать носителей. Я никогда этим не занимаюсь. Просто оттесняю их сознание в угол и преспокойно выполняю задание, иногда даже давая хозяину «порулить». Я не собираюсь его убивать. Мне действительно не нужны враги – ни живые, ни мертвые. Мне нужны друзья. Которые придут, если я позову. Возможно, даже этот нарцисс откликнется, когда будет нужно.
Никто не знает, как связывает людей пребывание в одной черепной коробке. Ненависть к чужаку? Уходит в первые дни. Слишком тесно для ненависти. Ярость, бессилие, отчаяние – нет времени. Они действительно проникаются ко мне симпатией – все эти временные вместилища моего разума, – особенно когда видят, как я собираю по кускам их разрушенные жизни. Чем черт не шутит, может, в свое время и придет на помощь лучший пилот Империи Яано Мелио…
Дом тряхнуло, и я понял, что падаю… Зря я все-таки так ругал этого пилота – реакция у тела отличная: успел вцепиться в какой-то штырь, увернуться от падающей полки, даже почти устоял на ногах, когда дом тряхнуло еще раз, и он просел.
Землетрясение кончилось. Нужно осмотреть дом – подвала у него теперь, скорее всего, нет.
– Базис, доложи о состоянии дома.
Молчание… Что за чушь? Коммуникации рухнули? Но терминал-то работает.
– Базис! Доложи…
Черт! Кабина базис-компьютера у Яано располагалась как раз в подвале. Техноида попросту завалило.
Я вышел из комнаты, спустился на первый этаж, отыскал люк в подвал, дернул. Его заело. Черти его, да какое мне дело до этого техноида? Яано точно бы не стал о нем беспокоиться – вызвал бы команду, они бы откопали его дня через два. Там же кабели везде – не особо покопаешь…
Отломав от вычурного торшера стальной прут, я подцепил люк и налег на прут всем весом. Люк поддался. Еще разок…
Люк сдвинулся на пару сантиметров. Теперь лопату или хоть что-нибудь, чем можно копать. Нужно спешить – задохнуться техноиду не грозит, а вот расплавиться от какой-нибудь прорванной трубы или сгореть от высоковольтного кабеля…
– Базис!
Я напрягся, вспоминая его имя.
– …Эммади, держись там.
Как только мое сознание вернулось в собственное тело, еле ворочая неоттаявшим языком, я отдал приказ на разморозку Ки-Саоми. Она очень просила – сразу же. Хотела встретить меня уже восстановившейся и пришедшей в себя. Все-таки четыре месяца в криогене даром не проходят, полдня тратишь только на то, чтобы восстановилась двигательная система, еще полдня – на биохимию, мыслительные процессы и прочее. Это минимум. Мне, в принципе, еще сложнее – мне приходится заново привыкать к своему телу, его балансу, весу, моторике… Хотя я уже привык. За шестьдесят девять лет любой привыкнет.
Теперь у меня есть несколько блаженных минут. Между действиями первой необходимости и всеми остальными. Можно просто лежать, закрыв глаза, и радоваться, что можешь закрыть свои собственные глаза. Тело болит, отходя от криогенного шока, но это твое тело и твоя боль – она превращается в изысканное удовольствие. Все незаметные мелочи превращаются в утонченное наслаждение – почесать ногу, прислушаться к урчанию пустого желудка, услышать стук сердца, вдохнуть родной влажный воздух, который не сушит горло при каждом вдохе, посмотреть в зеркало… Все мельчайшие детали – хорошие и плохие, приятные и нет, – все они вызывают улыбку, поднимают настроение… Я дома…
Теперь сначала ванну, потом обязательные полчаса в спортзале, потом – отчитаться об операции, и только потом, совсем вечером, – к Оми.
Стража у двери меня, естественно, не остановила, но тот, что стоял справа, неуверенно коснулся моего рукава и прошептал:
– Она не одна.
Я пожал плечами. Какая мне разница? Я не ревнивый. В отличие от Яано. Интересно, кого она только успела уже затащить в постель – а ведь на это стражник и намекал. Будь там что-то другое, он либо ничего не сказал бы, либо запретил бы входить. На этот раз – по уставу. К внутренним делам я отношения не имею. Мое дело маленькое – вся остальная вселенная.
Рывком распахнув двери, я разбежался, прыгнул прямо на ее огромную кровать, набрасываясь, целуя в шею, в пахнущие весенней зеленью волосы, сжимая в объятиях, добираясь до своей любимой мочки уха…
В спину ударил смех. Ее смех. Я обернулся и увидел сестренку. Повернулся обратно. В моих объятиях сжалась голая девчонка-заморыш с яростным собачьим взглядом. Черт, обознался… Шутка в духе Ки-Саоми.
Я улыбнулся, и потянулся к ней. Оми бросилась мне на шею, повалила, впилась в мои губы. Мы покатились по кровати и рухнули на мягкий ковер. Потом она начала кусаться, выкручивать мне руки, колотить меня своими кулачками…
– Почему не стучишься? Может, я не одна.
– Я знал, что ты не одна. И что?
– Не ревнуешь?
Я обернулся на сверлившую меня взглядом невзрачную девушку. И что только Оми в ней нашла? Да нет же, пригрела сиротку, еще в постель к себе затащила. Впрочем, это тоже вполне в ее духе.
– Нет. А должен?
Принцесса надула губки и сложила руки на обнаженной груди. Когда проследила мой взгляд, обиделась окончательно и отвернулась к своей любовнице.
– Ну что мы с ним будем делать, Ванда?
Неказистая девушка зашипела, замахнулась растопыренной ладонью. Ки-Саоми обиженно молчала. Я не радовался ее новой игрушке!.. Хотя нет, Ванда для нее не игрушка. Она не шутит такими вещами и вроде бы абсолютно серьезно обещала протекторат их странной деревенской планетке. Они там вроде как мутанты, а Ванда эта – вообще куст. Угораздило же Оми… Может, это такое извращенное садоводство, флорофилия…
Я подхватываю Принцессу и несу обратно на кровать – там легче мириться. Ванде я говорю: «Кыш» и она неохотно слезает с кровати, нарочито медленно натягивает платье, бредет к двери. Ки-Саоми кричит ей: «Пока», и сиротка бормочет что-то в ответ, но мы уже не слышим.