Ховард – Хильде: Я не боюсь того, что ты не понимаешь меня, я боюсь, что хорошо понимаешь. В этом случае, я думаю, меня посетят грезы.
Куда ты идешь с этим дробовиком, Эрик? спросил Хуберт.
Фактически невозможно читать книги Джоэла С. Голдсмита о единстве жизни и не становиться лучше, Эрик, сказала Розмари.
Эрик, убери дробовик изо рта! закричала Ирен.
Эрик!
4О, Хуберт, зачем ты дал мне этого проклятого ребенка? То есть Пола? Знал ли ты, что он вырастет?
Французские просторы (просторы Франции) покрывала золотистая трава. Я ищу бар, сказали они, что называется «Корова на крыше» или как-то в этом роде.
Инге роскошно потянула левую и правую руки. Ты принес мне столько великолепного счастья, Пол, что, хотя ты скоро уйдешь еще раз пообщаться с Хильдой, девчонкой на все-превсе времена, мне все равно приятно быть в этой замечательной датской постели рядом с тобой. Ты не хочешь поговорить о феноменологической редукции? Или ты хочешь булочку?
Эдвард взвесил Кореша на глазок.
В банке? спросила себя Розмари.
Я решила, Чарлз, поехать на Виргинские острова с Хубертом. Ты не против? С тех пор, как его дела на рынке радикально улучшились, я чувствую, он нуждается в легком отдыхе под золотистым солнышком. О'кей?
Капитан черноморского патрульного катера сказал: Гиацинты?
Новая черная груша неуклонно тянулась к небесам из могилы, из того самого места, где раньше росла старая черная груша.
Он недоумевал, то ли завернуть это, как подарок, то ли просто преподнести Чарлзу и Ирен в коробке. Он не мог решить. Он решил выпить. Пока Хуберт пил водку-мартини, оно заплакало. Наверно, я делаю коктейли слишком крепкими?
Снега Монреаля сгрудились перед красным «рэм-блером». Пол и Хильда обнялись. Что есть замечательно? думали они. Они подумали, что ответ может читаться в их глазах или в перемешанном дыханье, но не были уверены. Может, всё иллюзия.
Интересно, как мне стать более приятной глазу? спросила Розмари. Может, стоит себя миленько растатуировать?
– Хильда, я действительно думаю, что теперь мы можем быть вместе, оставаться вместе, даже жить вместе, если ты не против. Я чувствую, что это очень нелегкое для нас время подошло к концу. Время, которое нас испытывало, понимаешь? И с сегодняшнего дня все будет хорошо. У нас будет дом, и так далее, и тому подобное, и, возможно, даже собственные дети. Я найду работу.
– По-моему, замечательно, Аарон.
Эрик?
Для меня, парня, чья единственная радость – любить тебя, моя сладость
На обратном пути с аэродрома Хубер, сидевший за рулем, произнес: И все же я не могу понять, зачем это мы понадобились. Вы не понадобились, категорически заявил Блумсбери, вы были приглашены. Тогда приглашены, снова заговорил Хубер, но я не могу понять, для чего приглашены. Как друзья семьи, пояснил Блумсбери. Вы оба друзья семьи. Ткань истин, подумал он, нежна, как переговоры о капитуляции. Этого недостаточно, чувствовал Блумсбери, чтобы дать понять, что его друзья, Хубер и Уиттл, как люди далеки от того, какими бы он хотел их видеть. Ибо, вполне возможно, сознавал он, что и он сам – не такой, как им хотелось бы. Тем не менее случалось, он готов был возопить, что это неправильно!
Она вела себя, как мне показалось, вполне спокойно, сказал Блумсбери. Ты тоже, бросил Хубер, повернув голову почти задом наперед. Конечно, ее обучили не плакать на людях, сказал Блумсбери, выглянув в окно. Обучение, подумал он, вот великая штука. Позади них самолеты попеременно взлетали и садились, и он размышлял, раз они должны ожидать разрешения на «взлет», это признак уважения или, наоборот, неуважения по отношению к ним. Я все-таки думаю, что скулежа там хватало, произнес Уиттл с переднего сиденья. Я давно заметил, что в ситуациях, связанных с рождением, скорбью или расставанием навеки, скулежа обычно полным-полно. Но он собрал толпу, сказал Хубер, предотвратившую уединение. И, соответственно, нытье, согласился Уиттл. Точно, подтвердил Блумсбери.
Кудатропишься, Пышчка? К бабшке, если это устроит Ваше Лярдство. Хо-хо, кака чудненька, молоденька, мягенька-румяненька, тепленька штучка, и на такой жесткой лисипедной сидухе. Ууу, Ваштучность, какой Вы пртивный, Внаверно всем девшкам эт гворите. Да чтот, Пышчка! Как на духу скжу, я на этой улице ни разу не видел девшки с такой штучкой. А вы наглый, Ваш Милеть. Чтотвы распетшились. Можн я тя ущипну, Пышчка, будь умничкой. Ууу, Милстер Блумсбери, я б и не прочь позабавиться, да вот супружник мой с крыльца приглядыват за мной в надзорную трубу. Не ломайся, Пышчка, синяков не будет. Потискаемся прсто вон за тем деревом. Звоночком пзвоните, Ваштучность, он и подумат, что вы эскимо купить хотите. Бязательно, Пышчка, я моей сладенькой еще колечко дам, у нее тако отродясь не было. Ууу, вашмилсть, потише с пояском, он мине педалки-давалки поддерживат. Не боись, Пышчка, и не с таким справлялись, точно говорю.