Никогда, не сомневаюсь, ничего подобного не бывало. Кровать, ложе твоей матери, привнесенная в наш союз вместе с твоей матерью – та лежала между нами, как клинок. Мне хватило дерзости спросить, что ты себе думаешь. То был один из дивных дней непроницаемого молчания. Ну, сказал я, а дитя? В жопу дитя, ответила ты, мне его и не надо было. Чего же тебе надобно было? – спросил я, и дитя восплакало, ибо худшие предчувствия его подтвердились. Фи, сказала ты, ты все равно мне этого не предоставишь. Может быть, ответил я. Мало-блин-вероятно, сказала ты. И где оно (дитя) сейчас? Сгинуло, не сомневаюсь, прочь. Ты еще со мной, кусточек? Ты настроилась?
Пришел мужчина, в шляпе. В шляпе было перышко, а помимо шляпы и перышка имелся ранец. Джек, это мой муж, сказала ты. И повела его в спальню, и повернула ключ в замке. Чем вы там занимаетесь? – спросил я, дверь заперта, вы с ним вместе внутри, я в одиночестве снаружи. Уходи и занимайся своими глупыми делами, сказала ты из-за двери. Да, сказал Джек (из-за двери), уходи и не тревожь понапрасну людей, которым есть чем заняться. Бесчувственный скот! – сказала ты, и Джек сказал: грязный хам! Вот люди, сказала ты, и Джек сказал: какая наглость. Я сторожил под дверью до ночи, но не слышал больше слов, только звуки причудливого происхождения, как то: хрюки, стоны и вздохи. Едва заслышав их (через дверь, коя была, как и уже сказал, заперта), я немедленно кинулся на чердак за экземпляром «Идеального брака» Т.Г. ван де Вельде, доктора медицины, в целях определения, не описывается ли в оном подобная ситуация. Но она не описывалась. Я, следовательно, оставил книгу и вернулся на свой пост за дверью, остававшейся (да и почему бы ей не оставаться?) закрытой.
Наконец дверь отворилась, изнутри показалась твоя мать с видом, как говорится, «выставленной». Но она всегда принимала твою сторону в противопоставление моей, а потому сказала только, что я – обычный фискал. Но, ответил я, как быть с теми, кто вот даже сейчас сидят в постели? смеются и перешучиваются? Даже не пытайся учить бабушку твою жевать уголь, был ответ. По оному я низвергся, если ты мне поверишь, в меланхолию. Неужели не можем мы, кожа к коже, ты и я, карабкаться и льнуть друг к другу все оставшиеся нам дни? Коих осталось, в конце концов, не так уж много? Без всякого вмешательства таких, как этот Джек? И, вне всякого сомнения, иных, что еще будут?
Завершив сие объявление и поместив «Звездно-полосатый стяг» на диск проигрывателя, а чашку супа – на плитку, Блумсбери отметил, что девушка в приемной производит руками движения, бременем коих являлось то, что она желала с ним побеседовать.
– А после мистера Вейдта моя любимая звезда – Кармен Ламброза, – сказала она. – Больше того, мне говорили, что в некоторых аспектах я на нее похожа.
– В каких? – с интересом спросил Блумсбери. – В каких аспектах?
– О Кармен Ламброзе говорили, что, проживи она лишь чуточку дольше и не умри от алкоголизма, стала бы самой кассовой кинозвездой в Британском Камеруне. Где таких, как она и я, ценят.
– Самой кассовой кинозвездой за какой год?
– Год не важен, – сказала она. – Важна оценка.
– Я бы сказал, что ты к ней благосклонна, – заметил Блумсбери, – обладай я каким-то знанием о ее причудах.
– Я произвожу на тебя впечатление?
– Каким образом?
– Как возможный партнер? В сексуальном смысле, то есть?
– Этого я не рассматривал, – ответил он, – до сих пор.
– Говорят, я сексуальна, – отметила она.
– Не сомневаюсь в этом, – сказал он. – То есть выглядит правдоподобно.
– Я твоя, – сказала она, – если ты меня хочешь.
– Да, – сказал он, – вот в чем вся сложность – захотеть.
– Ты должен только, – сказала она, – изобразить легчайший жест уступки – как, например, кивок, слово, кашель, крик, пинок, изгиб, хмычок, оскал.
– Вероятно, мне это не понравится, – сказал он, – сейчас.
– Мне снять одежду? – спросила она, проделывая соответствующие намерению телодвижения.
Одним-единственным шагом, как, он часто видел это практикуют в кино, Блумсбери оказался «подле нее».
– Марта, – сказал он, – старушка моя, ну почему ты никак не можешь похоронить прошлое? Тогда то были дни гнева, страсти и достоинства, но теперь, в свете нынешних стандартов, практик и отношений, с теми днями покончено.
При этих его словах она разрыдалась.
– Сначала ты вроде был заинтересован, – промолвила она (сквозь слезы).
– Ты очень добра, что попробовала, – сказал он. – Заботлива. Вообще-то и крайне привлекательна. Даже соблазнительна. Меня иногда это обманывало по несколько мгновений подряд. Ты хорошо выглядишь в штанишках борца с быками.