— Выглядишь как дерьмо, брат, — говорит Куп, ставя бутылку виски обратно на полку. У меня на губах появляется усмешка, когда я ставлю стакан обратно перед собой и поднимаю взгляд на него. На его лице играет мягкая улыбка, которая не совсем доходит до его затенённых серых глаз. Между его бровями углубляется V-образная морщина, пока он смотрит на меня.
— А я-то думал, что выгляжу весьма привлекательно в последний раз, когда смотрел в зеркало. Ты пытаешься что-то мне сказать? — спрашиваю я, пытаясь скрыть своё беспокойство за сарказмом, уже догадываясь, к чему он клонит.
Прошло три дня с тех пор, как я в последний раз видел или разговаривал с Тейт. Три дня, в течение которых я делал всё возможное, чтобы выяснить, в какую передрягу она попала. Три грёбаных дня, уставившись на телефон Оуэна, надеясь, что он, чёрт побери, зазвонит. Даже если это означает, что нам придётся запачкать руки, по крайней мере, у меня будет больше ответов.
Я знаю, что выгляжу как дерьмо, потому что чувствую себя соответствующе. Сон по-прежнему ускользает от меня каждую ночь. Кошмары о глазах цвета полуночи, тускнеющих и исчезающих в ничто, прежде чем их похоронят в холодной земле, заставляют меня ворочаться и метаться. Мысль о том, что её свет может погаснуть, а я не смогу ничего сделать, преследует меня.
Каждую ночь я вижу её смерть, и каждую ночь меня вырывает из сна, только чтобы понять, что время практически не прошло. Один, может, два часа — всё, что я могу выдержать, прежде чем видения снова вытолкнут меня из кровати вниз по лестнице, чтобы найти утешение на дне этой грёбаной бутылки.
Обычно я бы прокатился на байке, чтобы очистить голову, но поскольку мой мотоцикл всё ещё не на ходу, я, по сути, застрял на месте. Конечно, я мог бы взять другой байк, но это было бы просто напоминанием о том, который ушёл. О том, который всё ещё на ходу.
Признаюсь, это не самый здоровый способ справляться с внутренними мучениями, но я использую то, что у меня есть. А у меня есть куча гнева и некуда его направить. С каждым днём всё труднее и труднее сдерживать зверя, который бродит под поверхностью, и я боюсь, что скоро выпущу эту накопившуюся ярость на кого-то, кто не сможет её выдержать. На кого-то, кто этого не заслуживает.
— Думаешь, я не слышу тебя среди ночи? — вопрос Купа заставляет меня встретить его грозный взгляд. Прядь его медово-каштановых волос падает на один глаз, делая его лицо почти мальчишеским. Знаешь, если не обращать внимания на его угрожающее присутствие.
Я молчу, глядя на него. Словно тот, кто первым заговорит, проиграет в ту игру, которую мы ведём. Что он не понимает, так это то, что я слишком устал, чтобы, блядь, заботиться о том, кто победит.
Я подношу стакан к губам и снова делаю глоток богатой жидкости, прежде чем ответить:
—И так, у меня проблемы со сном. Тебе-то какое дело? — срываюсь я, задавая вопрос слишком резко. Логически я понимаю, что он просто беспокоится обо мне, но я не могу заставить себя это оценить. Сейчас меня волнуют только две вещи: понять, что происходит в моём городе и что с моей девушкой.
Куп продолжает сверлить меня взглядом, сосредоточив всё своё внимание на мне так, что я почти чувствую, как огонь лижет в точке контакта. Я перевожу взгляд на замысловатые узоры, окружающие стакан с виски.
— Какое мне дело? Мне нельзя беспокоиться о брате? — сквозь стиснутые зубы произносит он. Он раздражён. Хорошо. Может быть, тогда кто-то ещё почувствует хотя бы часть того разочарования, которое бушует во мне последние три дня.
Я фыркаю в ответ и снова подношу стакан к губам. Тёплый ликёр почти достигает моего рта, когда он сбивает его с моей руки. Жидкость разлетается, а стакан громко стукается о стойку бара под моими руками. Я закрываю глаза, пытаясь удержать красные вспышки гнева, чтобы не сделать что-нибудь глупое, например, не пустить в ход кулаки.
Мне не терпится хорошенько подраться, и Куп только что дал мне отличную причину для этого. Мы можем быть братьями, и я могу любить этого здоровенного ублюдка, но это не значит, что я не попытаюсь его вырубить. Даже братья иногда дерутся. Единственная причина, по которой я не позволяю гневу овладеть мной, — это то, что он уложил бы меня на землю быстрее, чем я смог бы с ним справиться. Я мог бы нанести ему пару хороших ударов, но никогда не смог бы полностью его повалить.
Хотя, если позволю ему вырубить меня, то, возможно, смогу наконец-то выспаться.
Эта мысль вызывает у меня улыбку. Я открываю глаза, стряхиваю мокрую руку в сторону и вытираю остатки ликёра о свои потёртые джинсы.
— Тебе теперь лучше? — усмехаюсь я, поднимая стакан и ставя его на место. Я поднимаю взгляд на стоящего передо мной гиганта. Он не делает попыток убрать беспорядок, который устроил, просто сверлит меня взглядом.
Он скрещивает руки на внушительной груди, затем опирается на противоположную сторону бара.
— Даже близко нет, — рычит он. Он ищет ответы в моих глазах, но я уверен, что он их не найдёт. Я слишком тщательно защищаюсь, чтобы просто так позволить кому-то проникнуть за свои стены. Если я не хочу кого-то впускать, то он точно не сможет туда попасть.
Когда он закатывает глаза и выпускает разочарованный вздох, я понимаю, что выиграл.
— Упрямый осёл. Ты что, не видишь, что мы все беспокоимся за тебя? — шипит он.
Я оглядываю комнату и не пытаюсь скрыть свою ухмылку. Кажется, наше небольшое представление осталось незамеченным для всех. Оуэн и Деклан находятся у одного из бильярдных столов, судя по звукам, в разгаре напряжённой игры. Я не могу не усмехнуться, когда Деклан забивает шар номер два и делает победный танец плечами. Оуэн смотрит на него с улыбкой и искорками веселья в глазах, делая долгий глоток из коричневой бутылки в своей руке.