Но в конце концов все гипертрофированные, раздутые личности лопаются со страшным треском, надолго оставляя кровавый, болезненный след. И от них самих остаются жалкие лохмо-тья. Но какой дорогой ценой оплачивается величие наполеонов отдельным человеком и человечес-твом! Вот такие приблизительно мысли и чувства овладели моей душой, когда я прочел пьесу Брукнера.
Есть в нашей профессии такой миг дрожи душевной, похожей, может быть, на дрожь золото-искателя, нашедшего драгоценную россыпь, когда кажется, что ты у предела своих мечтаний. И уже не спишь, и уже внутренне ты сыграл всю роль и не можешь дождаться утра, чтобы подели-ться своим открытием, уже готов к работе немедленной, захватывающей. Уже нужны тебе союзни-ки, товарищи по работе. Уже ты приготовил целый монолог, которым убедишь Фому неверующе-го, и ты спешишь в театр...
И... выясняется, что главному режиссеру пьеса показалась слишком мелкой, поверхностной, легковесной. Другому кажется, что пьеса не соответствует истории. Третий не видит меня в роли Наполеона. И вообще, планы театра иные, и в них нет места для этой пьесы. И никому, оказыва-ется, не интересен Наполеон, и никому, кроме меня, он не нужен. И остается тебе играть исклю-чительно часто получаемую роль: "глас вопиющего в пустыне". Повопив, устав и в конце концов смирившись, начинаешь привыкать к грустной мысли: Наполеона тебе не сыграть.
И сколько же их, этих задуманных и несыгранных ролей!
Но, оказывается, в другом театре происходила приблизительно такая же вечная актерская борьба.
Ольга Яковлева, одна из лучших актрис Театра на Малой Бронной, давно уже "болела" Жозе-финой из той же пьесы Брукнера. Кстати, превосходнейшая роль, великолепная роль. И вдруг так сложился репертуар и так распорядился своими ближайшими постановками Анатолий Васильевич Эфрос, что у него появилась возможность начать репетировать пьесу. И кто-то подсказал ему, что, дескать, Ульянов вроде бы бредил ролью Наполеона. А так как мы уже много лет договаривались с ним сделать что-то вместе или у нас в театре Вахтангова, или на телевидении, то, видимо, вспом-нив об этом, он предложил мне сыграть Наполеона в его спектакле. И я, не веря в свое счастье, естественно сразу согласился. Тем более в это время у меня не было репетиций в своем театре.
Так случилось это одно из чудес в моей актерской жизни, и началась наша работа над Напо-леоном. Выпрастывание его человеческой, хочется сказать, частной жизни из-под исполинской исторической пирамиды его славы. Да, он велик и грозен. Он стирал границы в Европе и прочер-чивал новые. И можно повторить слова Пушкина, сказанные о Петре Великом: "Он весь как Божия гроза". Но все же он человек. И не всегда же он на коне, и не все время при Ватерлоо. Когда-то он приходит домой, когда-то он раздевается, умывается, ужинает.
Конечно, нас вел драматург. Пьеса - блестящая. С точки зрения драматургии, просто вели-колепно скроена пьеса. Для нас ключевой стала последняя фраза ее. Когда Наполеон проигрывает - это уже после московской битвы, - Жозефина спрашивает его: "И что же остается?" Наполеон ей отвечает: "Остается жизнь, которую ты прожил". То есть ничего не остается: ни императора, ни Москвы, ни похода в Египет, - остается только жизнь человеческая, единственная ценность, единственное, что осязаемо. Остальное, при всем том, что ты - владыка мира, испаряется.
Следовательно, нам было очень важно как можно более убедительно показать его частную, семейную, любовную жизнь, показать его - человека, чтобы вывести тот остаток, то единственно ценное, что остается от великого и о чем говорит наш герой в своей последней реплике.
Какой он, Наполеон?
Когда в Исторической библиотеке я читал разных - о, многих и многих авторов, готовясь к роли, интересно было заметить, как одни авторы его превозносили, а другие ругали. Как прави-ло, французы - хвалили, англичане же принижали, как только могли. Но, пожалуй, особых расхо-ждений не было, когда речь шла о его частной жизни. Читая об этом, я все держал в уме фразу Юлия Цезаря из "Мартовских ид": "Мужчина может спасти государство, править миром, стяжать бессмертную славу, но в глазах женщины он останется безмозглым идиотом".
Конечно же я не собирался изображать моего героя "безмозглым идиотом", да и слова Цезаря скорее характеризуют женщину, ее, так сказать, предпочтения при взгляде на мужчину. Но взгля-нуть на Бонапарта с точки зрения женщины, для которой он просто мужчина и которая не трепе-щет от его исторических заслуг, - это было интересно. И оказалось, что великий человек прост и раздираем противоречиями, любит и ненавидит, ревнует и боится, любит и остывает - все в нем, как и у всех простых смертных. Известно историкам, что отношения его с Жозефиной были непросты, неровны: то он ее покидал, то он ее дико ревновал, не находил себе места, слал гонцов узнать, где она.
Наставляла она ему рога или нет, история темная, поди теперь докажи, но факт остается фактом: во время итальянского похода он с ума сходил от этой женщины, и она ему в общем-то давала повод. Как умелая и талантливая женщина, она его все время держала "на пару", все время в подогретом состоянии, и он никак не мог вырваться из-под ее обаяния, вот про что хотелось сыграть! И связанная, сцепленная с этой темой мысль о том, что даже такое трепетное, постоянно свежее чувство к любимой женщине не выдерживает испытание властью, пасует перед одержимо-стью диктатора, мечтающего владычествовать над миром. Обладание миром для Наполеона выше счастья обладания даже самой желанной женщиной, и он предает Жозефину. Чтобы упрочить свое императорское положение, ему нужно породниться с какой-либо императорской династией, значит, надо жениться на женщине императорских или хотя бы королевских кровей.
А что Жозефина? Не принцесса, не королева - просто любимая...
Эта сшибка между чувством к Жозефине и долгом, как он его понимал, открывала в роли огромные возможности для артиста.
Едва ли я был похож на Наполеона, но мне казалось, я чувствовал, страсти рвут этого челове-ка. Ведь он все понимал, даже то, что Жозефина в жизни чувств умнее его, и он, зная, что в этом слабее ее, подчинялся ей, а все же не мог устоять перед искусом власти. И он навсегда покидал Жозефину. Она - его жертва. Но и сам он - тоже жертва. Этот человек - владыка мира на самом деле был не властен в себе самом; зависимый, подчиненный, трагически несчастный.
Есть в спектакле замечательная сцена: Наполеон, его братья и вся остальная его родня (а у него, как у всякого корсиканца, было десятка полтора братьев и сестер) - и он орет на них, как на прислугу, по той простой причине, что все они были ублюдки и хапалы, они только и знали: "Дай! Дай! Дай!" Его братья: король Неаполитанский, Сицилийский, герцог Испанский... Он им разда-вал земли и королевства, а они его предавали...
Да, жизнь его оказалась трагической. Кто его любил, кто ему верил? Одна Жозефина. Кто его не бросил? Одна Жозефина. Кому он больше всего уделял внимания, чувства? Ей, Жозефине. И ничто, оказалось, не дорого, кроме нее, Жозефины, женщины, которую он предал. Вот такая - лирически страстная, человечески развернутая ситуация - увлекала нас в этом спектакле о военном гении и диктаторе всех времен и народов. И работать было интересно, замечательно.
Живая память об А.В. Эфросе