Хочется рассказать здесь о моем хорошем знакомом, замечательном человеке Михаиле Гри-горьевиче Вагине, председателе колхоза в Горьковской, ныне Нижегородской области. Жаль, я так и не побывал в его колхозе, не собрался... А так, в Москве, встречались не раз.
Михаил Григорьевич хитрый был мужик, такой кулак по натуре, кулак - в смысле собира-тель, накопитель, правильно - богатей. Это у нас считалось признаком классово-враждебной си-лы. В свое время как раз таких, как он, призывали уничтожить, истребив под корень "как класс". Все мы учили по истории эту страшную формулировку: "Ликвидация кулачества как класса".
Так вот - о Вагине. Колхоз у него был богатейший, сам он - Герой Социалистического Труда, депутат Верховного Совета и так далее и так далее, все регалии - при нем.
Однажды он показал мне фотографию церкви. А было это еще во всесилии КПСС, до перест-ройки. "Смотри, - говорит, - я церковь восстановил, 270 тысяч вложил..." В то время это были действительно тысячи, поболее, чем сейчас миллионы. "Ох, - говорит, - меня на райкоме дол-бали... А я сижу, соплю себе. Ничего, мол, как-нибудь перетерпим. Зато церковь будет. Старухи станут ходить, станут жить дольше. Дети будут приезжать, внуки - все лучше". Вот какой человек!
И вот недавно я читаю потрясшую меня статью Вагина. Он пишет, что хочет уйти в отставку. Почему? Потому что он не смог убедить своих колхозников перейти на новые рельсы жизни.
Он им говорит: "Мужики, давайте, возьмем все на себя, создадим акционерное общество". А в ответ:
"А зарплату получать мы будем?" - "А зарплата, - отвечает, - будет, какую заработаем". - "Н-ну-у, заработаем! Зачем это нам зарабатывать? Ты вот мне положи оклад, тогда и будем работать". Он им разъясняет, что, возможно, они будут и три, и больше таких окладов зарабаты-вать - это ж смотря как работать. "А-а, будем мы еще корячиться... Нам и так хорошо..."
Вот Вагин и пишет, потому-то он и уходит из колхоза, что сейчас особенно стало ясно, какой это рассадник безответственности, нахлебничества, пьянства. Не хотят работать уже и на самих себя. Вот кого мы воспитали, что сделали с трудовым народом за семь десятилетий с небольшим... И когда сегодня в Москве старики и старухи кричат, как хорошо они жили, я думаю, сколько из них - а может, еще их родители - убежали в столицу из разоряемых деревень. Так им посчаст-ливилось - убежали, осели в городе, успели, пока не закрыли прописку в столице, пока не пере-стали выдавать в сельсоветах справки (вместо паспортов, которых крестьян, как преступников каких, лишили) для этой самой прописки.
Да и чего ж хорошего было в их жизни? Хорошо - это в Америке сегодня живут: жестко. Хлеб - он трудно зарабатывается. И деньги - тоже. И в Америке не все богатые. Но право, и возможность, и дорога к богатству тебе открыта. Если у тебя есть голова, если у тебя талантливые руки, если ты поднимаешься не в десять утра, а в пять, если, если, если...
А наши - не-е-ет! Вот ты ему дай, хоть немножко, но досыта... То есть мы хотим работать по-нашему, а получать - по-ихнему.
А ведь нечто похожее на колхоз и у нас в театре происходит. Все получают зарплату, работа-ет актер или не работает.
А в медицине? А в школе? Поразительная штука: наша система по условиям вроде бы справе-дливая - равные условия у всех и одинаковая жизнь у всех. Эдакая усредненность, дающая осно-вание быть счастливым: ведь государство тебя не оставит, путевку в Дом отдыха даст, бесплатное лечение тебе (ну, какого качества - это уже не имеет значения, раз бесплатное), бесплатная школа. Какая школа - опять же к делу не относится - бесплатная...
И вот выясняется, что ничего-то у нас нет, всюду и везде мы в хвосте даже и не самых сред-них капиталистических стран. И медицина стоит с протянутой рукой: ни медикаментов, ни обору-дования не нажила... И школа у нас - из рук вон... Все было бесплатно, все даровое, государство все брало на себя, а оглянешься назад - ничего ни у кого не нажито, ничего ни у кого не собрано, жить нечем, никто не готов жить на пенсию. Пенсия грянула - а запасов никаких нет. Никаких.
Поэтому хотелось бы, чтобы вместо дарового-бесплатного-нищего существования человек бы получил возможность и свободу жить своим умом и своим трудом. "Ах, возможность и свободу? - говорят нам. - Но тогда это несправедливо!" Это несправедливо? А разве справедливо, когда человек большого искреннего таланта загнан в общие ряды? У него голова Галилея, Леонардо да Винчи, а ему платят как рядовому. У меня есть приятель, инженер, крупнейший специалист в своем деле. В 93-м году он получал восемнадцать тысяч. В 94-м, может быть, восемьдесят восемь. Я говорю ему: "Ну как же ты живешь? Я - ладно, у меня там - кино, там - концерт, а тебе где взять?" - "А негде, - отвечает. - Вот сидим у моря, ждем погоды". Разве это справедливо?
У нас считается справедливым накормить бездарь, бездельника, пьяного ублажить - святое на Руси дело! - а вот бесценного специалиста заставить есть ту же пайку - это никому не стыд-но. Вот и пишет Вагин: "Не могу, уйду..."
А выход один. Взятый курс на освобождение труда, на право иметь собственность, иметь землю - не на бумаге, а в руках - надо держать крепче, не вилять из стороны в сторону, делая уступки то бывшим "помещикам" председателям колхозов, которые, в отличие от моего Ваги-на, готовы и дальше "общественную собственность" доить, то директорам заводов, требующим с государства инвестиций, инъекций, дотаций, лишь бы получать.
Чего я боюсь и на что надеюсь
Да, власть сейчас удержать трудно, потому что уже хлебнули вина воли, головы пошли кругом, свободы вкусили, а законы, а суды все никак не заработают, никак не сдвинется с места та сторона демократии, которая называется ответственность, которая называется - уважение закона. Вот и получается перекос. Это общая - сверху и донизу - анархия по отношению властей к народу, работников к властям, всех - к закону и праву и есть самое страшное и, видимо, долго неизбывное следствие того, с чего я и начал эту главу: следствие растоптанного чувства собствен-ного достоинства у большинства наших граждан, следствие нижайшего уровня культуры личнос-тной, человеческой. Об эту причину на Руси разбивало себе лоб не одно поколение реформаторов, а при неудаче именно на это и ссылались: ох, малокультурен народ! Ох, слабо в нем развито правосознание! И на этом основании делали заключение: рано давать свободу такому неразвитому народу. Заключение ложное, ложное до наоборот. Потому что и правосознанию, и чувству собственного достоинства нельзя научить, нельзя это все привить, подвязать, внедрить; никакими призывами не воспитать "чувство хозяина", потому что всякое чувство рождается только в живой практике, в деятельности в условиях той самой свободы, ограниченной лишь общим для всех Законом и Правом. Только это. И - ничего другого. Ленивые российские властители отмахива-лись от свободы такого рода, потому что действительно очень трудно управлять, когда народ свободен. И дотянули крепостничество до середины девятнадцатого века, а спустя чуть более полувека наступила еще более жестокая, поистине безжалостная к человеку несвобода: советский тоталитаризм с гекатомбами расстрелянных и замученных граждан, недолгое время бывших свободными.
И потому сегодня, когда я вижу, что да - много жулья! Много всякой дряни. Много нечест-ных политиков и просто политиканов, ловящих рыбку в мутной воде. И при всем при этом какая-то, мягко говоря, вялая власть, тормозящая и судебную реформу, и связанные с ней реформы уголовного и гражданского права, когда происходит что-то малопонятное с убийствами крупных коммерсантов и предпринимателей - среди бела дня, нагло, цинично и ни единого виновного ни по одному убийству. Это же ни на что не похоже, просто какая-то жуткая бессмыслица... Такая же, впрочем, как и спокойное присутствие фашистов на наших улицах, наших праздниках - прежних, советских праздниках. Мы видим - в колоннах рядом с коммунистами идут себе фаши-сты, со свастикой на рукавах. Я не говорю сейчас, что это смачный плевок в душу каждому и всем, кто называл себя недавно советским человеком, кто пережил войну с фашизмом, не важно в каком возрасте - ребенком или взрослым, воевавшим или голодавшим в тылу. Я безмерно до немоты удивляюсь нашему правительству - оно, как сытый кот, спит блаженным сном, когда по нему от хвоста до усов пляшут мыши, с каждым часом вырастающие в крыс. Я удивляюсь, чего же, какого знака, какого еще путча - пивного или распутинско-водочного - ждет наш сытый кот, чтобы задействовать закон, который существует же! - и запретить это надругательство над народом, разгромившим фашизм в его логове, а сегодня впустившим коричневую чуму в свой дом.