— Для большинства смертельно уставшего населения, — вздохнула Наталья Петровна.
— Ага, — энергично подтвердила Лена. — «Хлеба и зрелищ!» — лозунг античного Рима и — вспомни! — как раз эпохи упадка. Не наводит на размышления? Большинство… Ну и черт с ним, с большинством! Значит, я принадлежу к меньшинству.
— Это уж точно, — с какой-то странной горечью признала мать. Телефонный звонок ворвался в их разговор, как всегда, неожиданно. Лена подходить не спешила: обычно звонили маме. Наталья Петровна со смутным чувством вины сняла трубку.
— Леночка, тебя! — крикнула радостно.
— Привет, — затараторила в трубке Таня. — Как поживаешь?
— Нормально. А ты?
— И я! Только без тебя в классе что-то муторно, скучно. Димка говорит, снизился коэффициент интеллекта. Помнишь Димку?
Еще бы не помнить… Этот их разговор у окна… И как они вместе сидели у моря… И как бродили по зеленым одесским улочкам… Сейчас, когда назвала его имя Таня, больно заколотилось сердце, кровь прилила к щекам.
— Димку? — переспросила Лена небрежно. — Конечно, помню. Он все такой же насмешник и приставала?
— А ему теперь не к кому приставать, — серебряным колокольчиком рассмеялась Таня. — С твоим уходом он как-то скис, хотя продолжает нас удивлять.
— Чем же? — равнодушно спросила Лена. Без — всякого интереса, вроде бы просто так.
— Вчера, например, на литературе зачитал, как он сказал, эссе: «Пространство и время в поэзии Заболоцкого». Тему придумал, представь себе, сам. При чем здесь пространство и время? Ты что-нибудь понимаешь? Я — нет. А Геннадьевич хвалил, велел подготовить доклад для олимпиады. Клево, да?
— Еще бы, — вздохнула Лена.
Так стало жаль школы и всех ребят, так захотелось всех их увидеть, особенно Димку. Таня будто подслушала ее мысли.
— Итак, — весело продолжала она. — На чем мы остановились?
— На Димке, — подсказала, смутно радуясь и волнуясь, Лена. Удивительно приятно было произносить его имя.
— Да, на Димке, — со вкусом подтвердила Таня. — Как раз Димка и выдвинул эту идею.
— Какую?
Внезапно пересохло в горле.
— Пригласить тебя на новогодний вечер! — одним духом выпалила Таня. — Так и сказал: «Слышь, Татьяна, подругу-то пригласи…» Я, конечно, на голубом глазу: «Какую подругу?» А он — так, знаешь, сердито: «Понятно, Лену. Или она совсем нас забыла? Но мы-то ее еще как помним!» А Надька добавила: «И любим! Так ей и скажи». Слушай, а может, Димка в тебя влюблен?
Таня хихикнула: поверить в такое она не могла.
— Не говори глупостей, — растерянно пробормотала Лена.
— Да шучу я, шучу, — засмеялась Таня, и Лене стало обидно.
— Когда вечер? — суховато спросила она.
— Двадцать пятого, на католическое Рождество.
— Во сколько?
— В шесть.
— Что принести?
— Сотню. Сбрасываемся и все централизованно закупаем. Отдашь бабки мне: я за тебя внесу.
В этом плане ей повезло: она аккуратно носила вещи — они на ней вроде и не старели. Кофточки, юбки, даже брюки — все выглядело как новое. Спасибо судьбе: хоть в этом пошла Лена в мать. Та тоже любила английский стиль и потому всегда была модно одета; дезодорант обеим по прямому назначению был, в общем, не нужен, хотя, конечно, все эти брызгалки-шарики обе употребляли, но скорее так, вместо духов.
— Хорошо тебе, Ленка, — обиженно говорила Таня. — Волосы у тебя всегда будто только что вымыты.
— Зато не вьются, — утешала подругу Лена, проклиная себя за то давнее, бестактное стихотворение.
Коричневые прямые волосы Лены и в самом деле всегда были чистыми и блестящими, даже когда наступала суббота — день еженедельной головомойки.
— «Свежее дыхание» — это про тебя, — сказала не без зависти Таня, когда проходили Бунина. — Никакие «тик-таки» и даром тебе не нужны.
— А потому что нужно следить за зубами, — оправдывалась Лена, хотя за зубами следила не тщательнее других.
Приходилось признать — так распорядилась природа: за узкое, некрасивое лицо выдала чистое тело и чистые волосы, свежее дыхание, легкую походку, длинные ноги и стройность. Хотя со стройностью, пожалуй, переборщила: переходила она в худобу, сухощавость; мама даже поила маленькую дочку дрожжами, пока та не выросла и не воспротивилась такому насилию над личностью — самолюбиво-строптивой Лена была всегда.
— Ну-с, так, — сказала она, раскрыв шкаф и придирчиво перебирая свои немногие кофточки. — Эту все в школе видели, эту — тоже, а вот эту точно никто из ребят не видел!