– здесь жизнь пролетела, обвеясь; возвысились смыслы в громадный объем раздававшихся истин: до дальних прозоров о судьбах моих; возвышалися цели моих устремлений в разгонах времен, по которым я видел порою плывущим себя в утлой лодочке тела; порою – летящим за сферу Луны, мимо диска духовного Солнца, до Марса – к полуночи, чтоб в полуночи, остановившись в Видении Храма, иль тела, – низвергнуться снова: и строить себе новый Храм; чтобы там, в храме Тела, подслушивать действие взгляда –
– «Я» –
– в собственном сердце; и – видеть Его отраженье во мне; и – к себе самому припадать: –
– но на ряби сердечных волнений сияющий Лик раздроблялся во мне: миллионами блесков.
. . . . .
На этой, вот, площади я устремлял мои взоры: к объемам приподнятых гор, пообставивших промути дальних прозоров; и – там: в непроворной дали прозирались дожди; и туда восходила кровавая линия шумных, октябрьских лесов, облекая миры многогорбий в свою багряницу; и думалось мне: по уступам – туда проходил Рудольф Штейнер вчера; и я мысленно с ним совершил восхожденье – туда, где возвысились в воздухе гранные массы: бесснежными плешами; ясно представился черный сюртук, развеваемый ветром, и черная шляпа с полями; представилось это лицо, бледнобелое, с черным сверкающим взглядом, способным из черного стать бриллиантовым – там на вершине; оно мне представилось немо вперенным в огромные промути дальних прозоров: пред ним, от ноги отпадая уступами, прошлые эры стояли – каменьями времени; выше над ним, цепенея в незвучиях света, – стояло разъятым: грядущее нашей судьбы; ограненный морщинками лик – там, из воздуха, мне пробелел над отвесом; прояснилась мне от зубчатых уступов – улыбка; наверное с доктором Штейнером вместе ходила сестра, проницавшая тайны мистерий, смеясь розовеющим ликом, синея глазами; и – мушками вуалетки: –
– в столетиях времени! –
– думал: не помню, что думалось: самосознание, как младенец, открыло глаза.
. . . . .
Рудольф Штейнер развеял мне прежние смыслы; за ним я поехал из Мюнхена – в Христианию; из Христиании – в Берген; и взгляд, обращенный ко мне, отдавался, как память о памяти, как прохожденье мое –
– к высям «Я».
Не к себе, а ко мне меня звал Рудольф Штейнер.
. . . . .
Великолепно изваяно тело мое: прихотливо сплетаются в нем электронные пункты: в собрание атомов, в молекулярные общины, в города органических клеток, в огромные нации тканей, слагающих организм человечества:
«Я» – царь вселенной, возводится всем человечеством, строящим тело, – по лестнице мира: на трон! –
– Помещается трон моего человечества между глазами: под лобною костью; –
– и мечутся толпы дичайших существ, образуя кишенье творимого космоса между уступов – костей, пробегая пещерами костных продолблин, крича и метаясь:
– «Пошел!»
– «Идет!»
– «Я»… –
– «Я» иду: золотым фонарем освещаю свой путь; из вечерних туманов вхожу я в пещеры; меня окружает – убогий, дичающий род, непрерывно делящийся и ядущий себя среди этого рода –
– моих одичавших созданий! –
– брожу с золотым фонарем: выбегает толпа низкорослых уродов со скотскими лицами, с топорами и копьями; и – отступают от света; поставил фонарь я на землю; и в светлый, колеблемый тенями круг, проступили, серея, суровые лица:
– «Куда ты?»
– «На родину».
– «Где твоя родина?»
– «Там, где стоит пустой храм».
– «Мы все ждем, что туда пройдет Он».
– «Кто ваш Он?»
– «Бог, сошедший из неба – средь нас воплощенный.»
– «Вы – ждете Его?»
– «Ждем: не видел ли ты Его»…
– «Да, это – „Я!“» –
– Царь вселенной возводится ныне на трон: меж глазами, под лобною костью.
. . . . .
В оккультном развитии есть потрясающий миг, когда «Я» сознаванья –
– свергается с трона (под черепом), разрываяся на миллионы сознаний; и видит Оно: возвышается тело сплетенной громадой из тел; на вершине громады свершается в «Я» пересеченье сознаний вселенной; невероятное переживанье себя мириадами «Я» уподобляемо быстрому погасанью сознания.
– «Я»!
– «Я» –
– раскричалось из пальца руки:
– «Я!»
– «Я!»
– «Я!»
– раскричалось из ног:
– «Я!» –
– «Я!» –
– «ячится» –
– из колена,
– из уст,
– из предплечий,
– из мозга,
– из печени,
– из ступни,
– из плеча –
– трон разбит; и единство сознаний утоплено; нет во мне «Я»; в голове моей пусто: покинутый храм. «Я» – в терновом венце, в багрянице, воздевши фонарь, забродило: по собственным жилам; на перепутиях жильных слоняется «Я», научая сознанию толпы слепых фагоцитов: и – принимая удары бацилл –