П. А. Карелин, находясь на излете своей карьеры и предчувствуя скорую отставку с орденской лентой на груди, рискнул совершить "последний рывок". Под прикрытием миссии по улучшению условий жизни инородцев, присягнувших недавно государю-императору, он затеял масштабную игру против английской резидентуры в районах, непосредственно примыкающих к новой границе империи. Захватывающие события. Смесь подлости и героизма, игры ума и ловкости рук в духе сериала "ТАСС уполномочен заявить", "Белого солнца пустыни", и все это в антураже "Эраста Фандорина". Косвенным продуктом этой деятельности и стал тот поток артефактов в музей Санкт-Петербурга, который привлек внимание А. Хернла и других экспертов в британской Калькутте.
"Кого же он назначил командиром отряда?" - бормотал про себя Ренкин, роясь в воспоминаниях оставшихся в живых секретоносителей посольства. - "О! Любовника своей жены подставил! Каков интриган... Наша школа! Почему мы не знали, что на русского царя работают такие хитрые лисы? Разве что... зачем было в таком случае рисковать новейшим вооружением? Знаю, зачем. Чтобы, хоть и косвенно, лишний раз подтвердить свое алиби. Красивый ход... Уважаю."
Британскому разведчику и в голову не могло прийти, что Петр Аркадьевич, ничтоже сумняшеся, выбрал офицера, по своим боевым качествам наиболее подходящего для задуманной миссии. Том Ренкин мог бы сообразить, что, если бы не пришельцы, задание П. А. Карелина имело все шансы на успех, причем без риска наследить сверх меры. Гильзы мосинок, например, были бы в ближайшие же часы погребены под толщей вечно волнующегося песчаного "моря" пустыни. А со своей неверной женой тайный советник собирался разобраться попозже, на свежую голову. Если удастся вообще эту голову сохранить.
Куда же скрылся государев человек? Уже две недели, как убыл в метрополию. В Санкт-Петербург? Скорее всего. Но, чем ждать его там, не лучше ли отследить его путь? Заодно протестировать еще один из врожденных даров, которые этот странный инопланетный разум почему-то назвал "модулями". Ренкин прошерстил кабинет и личные покои советника. Уже было отчаявшись, наконец, на старом перочинном ноже, выброшенном в мусор, нашел едва заметный след крови. На нем отлично сработал дар поглощения сути. После чего уже нейросеть, как обычно безмолвно, подсказала подать полученный ментальный слепок на вход поискового модуля. Спустя пару секунд в сознании британца высветилась трехмерная карта Средней Азии, с центром в Кашгаре. Там же, рядом с человечком, изображавшим "оператора", то есть, самого Ренкина, появилась красная точка. Она медленно поползла на северо-запад, пересекла Туркестан и, в районе Царицына внезапно сменила направление. Достигла Киева, спустилась на юг и в данный момент приближалась к Крыму. Ренкин в недоумении пожал плечами, но отметил про себя, что хорош бы он был, если бы сразу полетел в Санкт-Петербург. Едва ли он нашел бы там тех, кого мог бы знать о смене маршрута советника Карелина. Британец выбрался из покоев советника и вызвал десантный бот прямо на крышу здания посольства. Невероятный, невообразимый разрыв в технологиях между землянами и сродниками его новой оболочки начинал Ренкину нравиться. Он успел забыть, как всего несколько часов назад, в качестве отсталого "дикаря" пресмыкался перед надменным "цивилизатором". Горе побежденным и виват победителям.
Крым, Ливадия, через два дня
- Господин Греве, прошу вас! - личный врач царя Александра III К. И. Вениаминов отозвался на аккуратный стук в дверь его кабинета.
- Кирилл Иванович, мое почтение, - вошедший в кабинет собрат по профессии Вениаминова, седой старик, Карл Генрихович Греве производил впечатление спокойного, уравновешенного человека, надо которым, казалось не властен возраст.
Пока несли и разливали по чашкам чай, два врача успели отдать дань светской беседе. Теперь же перешли к делам насущным.
- Значит, Карл Генрихович, вы считаете, что болезнь почек, в той форме, в какой мы ее диагносцировали у государя, вполне излечима?
- Да-с, любезный Кирилл Иванович. И примером тому, я сам.
Далее Греве, не упуская важных медицинских подробностей, посвятил коллегу в историю своей болезни, а также свидетельств своей победы над ней. После чего замялся: