— Нечего сказать, утешительная религия, — сказал Лео, глядя ему вслед. — Живи бесчисленное количество веков в убийственной однообразной тоске, пока твое сознание не растворится в некоей пустоте, в бесформенной абстракции, что называется «Вечным блаженством»! Нет, лучше уж я поживу в этом несовершенном мире, не теряя надежды оказаться в мире более совершенном. Не думаю, чтобы он что-нибудь знал об Айше и ее судьбе.
— И я не думаю, — ответил я, — хотя и допускаю, что, в сущности, он прав. Кто знает? И какой смысл в рассуждениях? У нас нет выбора, Лео: мы только повинуемся велениям судьбы. Куда она нас приведет — мы узнаем в свое время, не раньше.
Было уже поздно, и мы пошли отдохнуть, но в эту ночь я почти не спал. Предостережения дряхлого настоятеля, человека доброго и ученого, с богатым жизненным опытом и той мудрой прозорливостью, какая дается немногим, лежали на моей душе тяжким бременем. Он предрек, что за горами нас ждут горе и кровопролитие, а затем смерть и возрождение в горчайших мучениях. Скорее всего так и будет. Но ничто уже не остановит нас, никакие страдания. Чтобы вновь увидеть ее лицо, я готов преодолеть любые мучения. А что же тогда сказать о Лео?
Странное предположение высказал Куен: будто Айша была древнеегипетской богиней, а Калликрат — ее жрецом, либо же если не богиней, то ее посланницей. Будто его соблазнила царственная Аменартас, и он бежал с ней, нарушив клятву верности богине. Будто эта богиня, воплощенная в Айше или используя ее страсти как свое орудие, отомстила в Коре им обоим; но молния поразила ту, что ее метнула.
То же самое часто думал и я. Но я был уверен, что Она не богиня, хотя и возможно ее воплощение: жрица, посланница, призванная вершить ее волю, мстить или вознаграждать, с человеческой душой, исполненная надежд и страстей, и со своей собственной судьбой. Сейчас, когда все уже позади и я пишу свое повествование, я вижу много такого, что подтверждает это предположение, и мало такого, что идет с ним вразрез, ибо невероятно долгая жизнь и сверхчеловеческие способности сами по себе еще не признаки божества. С другой стороны, следует помнить, что, по крайней мере единожды, Айша недвусмысленно заявила, что была некогда «дщерью небес»; есть люди, среди них старый шаман Симбри, которые считают ее сверхъестественное происхождение само собой разумеющимся. Но обо всем этом я надеюсь еще поговорить позже.
Так что же там за горами? Найдем ли мы ту, что со скипетром в руке творит на земле волю разгневанной Исиды, а с ней и другую женщину, изначально во всем виноватую? И если так, достигнет ли своей кульминации непримиримая, нечеловеческая борьба за греховного жреца? Через несколько месяцев, а может быть и дней, мы наконец получим ответ на этот вопрос.
С этой глубоко волнующей мыслью я и уснул.
Глава IV. Снежный обвал
Утро второго после той ночи дня застало нас уже в пустыне. Оглядываясь, на расстоянии мили мы видели полуразрушенную статую Будды, восседавшего перед старинным монастырем, и в этом ясном воздухе различали даже сгорбленную фигурку нашего друга, старого настоятеля Куена, который, опираясь рукой о статую, провожал нас взглядом, пока мы не скрылись вдали. Все монахи плакали, прощаясь, и горше всех Куен, ибо он искренне полюбил нас.
— Я очень опечален, — сказал он, — очень опечален, хотя мне давно уже следовало бы отринуть все мирские привязанности. Скоро я покину этот мир, но нахожу утешение в уверенности, что мы еще встретимся во многих будущих воплощениях; и после того, как вы отрешитесь от всех своих безрассудств, мы вместе пойдем по Пути, ведущему к Избавлению. Примите же на прощание мои благословения и помните, что я буду за вас молиться, а если вы останетесь в живых, — тут он с сомнением покачал головой, — вы всегда встретите здесь теплый прием.
Мы обняли его и ушли с грустью на сердце.
Как я уже говорил, когда мы увидели таинственный сноп света на вершине, у меня лежал перед собой компас и я запомнил его показания. Теперь в соответствии с его показаниями мы направились на северо-восток. Погода была чудесная, и весь день мы шли по усеянной цветами пустыне: нам встречались стада разных животных, среди них и диких ослов, которые спустились с гор, чтобы полакомиться свежей травой. Вечером мы подстрелили антилопу и разбили лагерь — ибо мы взяли с собой яка и шатер — в тамарисковой роще и, наломав хворосту, развели костер. Хватало и питьевой воды: стоило разгрести еще влажный от растаявшего снега песок, и на дне ямки собиралась маленькая лужица. Мы были рады сберечь наш небольшой запас сушеной провизии и с удовольствием поужинали жареным мясом антилопы, запивая его чаем.